Книга Случай Портного - Филип Рот

Такой выглядела моя жизнь через час после вылета из Афин.

Тель-Авив, Яффа, Иерусалим, Бир-Шива, Мертвое море, Седом, Эн Геди, потом на север, в Кесарию, Хайфу, Акко, Тивериаду, Сафед, верхнюю Галилею… все это больше походило на сон. Я не то чтобы искал сильных ощущений.

Нет, мне хватило их в Греции и Риме. Я, напротив, хотел придать хоть какой-то смысл тому импульсу, благодаря которому я оказался на борту самолета авиакомпании «Эл-Ал», из обезумевшего беглеца я хотел превратиться в нормального человека – ясно сознавать свои намерения, контролировать волю, поступать так, как я хочу, а не как меня заставляют обстоятельства. Поэтому я путешествовал по стране так, как будто мой вояж, тщательно и заранее спланированный, был вызван совершенно традиционными, хотя и достойными похвалы соображениями. Я же вполне мог (раз уж здесь оказался) расширять свой кругозор. Я мог заняться самосовершенствованием, что тоже в моем духе. По крайней мере, было в моем духе. Не потому ли я по-прежнему всегда читаю с ручкой в руке? Вероятно, я люблю учиться? Хочу стать лучше? (Интересно, лучше кого?) Короче, я изучал карты, лежа в постели, я накупил исторических и археологических справочников и читал их за едой, я нанимал экскурсоводов и арендовал автомобили – и все это несмотря на иссушающий зной. Я разыскал и осмотрел все что мог: надгробия, синагоги, крепости, мечети, древние святыни, отшельничьи скиты, руины, новые и старые. Я посетил Кармельские пещеры, видел витражи Шагала (со мной ими наслаждалась еще сотня леди из Детройта), был в Университете Иудаизма, на раскопках в Бет-Шеане, в цветущих кибуцах, в выжженной пустыне и на пограничных постах в горах; я даже прошел часть пути на гору Масада под артиллерийским огнем палящих солнечных лучей. И все, что я видел, было мне близко и понятно. Вот история, вот природа, вот искусство. Даже пустыня Негев – эта воплощенная галлюцинация – показалась мне совершенно прозаической. Обыкновенный ландшафт. Меня не удивило ни Мертвое море, ни живописная дикость Синая, где я, ослепленный солнцем, целый час бродил среди белых камней, размышляя над тем, почему именно здесь так долго скитался еврейский народ? (Я подобрал там на память камешек – он до сих пор валяется у меня кармане, – и мой гид объяснил мне, что именно такими обрезали в древние времена детей Моисеевых). Атмосферу абсурда создавал другой, простой, но для меня совершенно невероятный факт: я находился в еврейской стране. Здесь абсолютно все (каждый человек) были евреи.

Это началось уже в аэропорту. Я прилетаю туда, где я никогда не был, и обнаруживаю, что все люди, которых я вижу вокруг – пассажиры, стюардессы, кассиры, носильщики, пилоты, таксисты – ЕВРЕИ. Разве это не похоже на сновидение, из тех, что снятся вашим пациентам, доктор? Чем, собственно, это не похоже на сон? Опомнитесь, разве такое бывает наяву? Надписи на стенах на иврите – еврейские граффити! Еврейский флаг. Все эти лица вы могли бы встретить на Ченселлор-авеню! Так же выглядят мои соседи, мои родственники, учителя, родители моих друзей. У меня самого такое же лицо! Разница лишь в том, что эти лица нарисованы на фоне белой стены, яркого солнца и тропических растений. Это не Майами-Бич. Мы в двух шагах от Африки, а все вокруг совершенные европейцы. Вот эти мужчины в шортах очень похожи на вожатых из летних еврейских лагерей, я работал там во время летних каникул – только здесь не летние лагеря. Здесь дом. И это не школьные учителя из Ньюарка, сбежавшие на пару месяцев в горы. Это туземцы (просто нет другого слова). Боже мой, я вернулся! Вот здесь все начиналось! Я просто очень долго был на каникулах, вот и все! Здесь мы главные! Мое такси пересекает большую площадь, окруженную по периметру открытыми кафе, совсем как в Париже или в Риме. Только в кафе сидят одни евреи. Такси обгоняет автобус. Я заглядываю в его окна. Одни евреи. Включая водителя. Регулировщик на дороге тоже еврей. У клерка в отеле, где я снимаю номер, тоненькие усики, и он говорит по-английски не хуже Рональда Колмана. Но тем не менее он тоже еврей.

И вот – драматическая сцена:

Время – чуть больше полуночи. Вечером я гулял по берегу моря в толпе веселящихся евреев, вокруг меня евреи ели мороженое, пили лимонад, болтали, смеялись, держали друг друга под ручку. Но когда я собрался возвращаться в отель, вдруг оказалось, что все уже разошлись. В конце аллеи, ведущей в отель, стояли пятеро парней, они курили и разговаривали. Еврейских парней, конечно же. Подойдя поближе, я понял, что они меня поджидают. Один из них шагнул навстречу и по-английски спросил: «Который час?» Я посмотрел на часы и подумал, что они вряд ли позволят мне пройти. Они хотят совершить нападение! Но как это может быть? Если они евреи и я еврей, зачем им причинять мне вред?

Я должен объяснить им, что они совершают ошибку. Они же не хотят поступить со мной, как банда антисемитов! «Извините меня», – говорю я и протискиваюсь между ними, пытаясь сохранить строгое выражение на побледневшем лице. Один из них снова окликает меня: «Мистер, который час?», но я, ускорив шаг, устремляюсь к отелю, неспособный понять, зачем они хотели напугать меня, когда мы все – евреи.

Не поддается объяснению, не правда ли?

Добравшись до номера, я тут же снимаю брюки и трусы и при свете настольной лампы тщательно изучаю свой пенис. Я нахожу свой орган совершенно здоровым, какие-либо симптомы заболевания отсутствуют, но это не может успокоить меня. Должно быть, существуют такие болезни (и они, наверное, самые страшные), при которых отсутствуют явные признаки инфекции. Процесс развивается внутри, невидимый и неопределимый до тех пор, пока не станет необратимым, пациента же ожидает верная смерть.

Утром я проснулся от шума за окном. Было только семь часов, но побережье уже кишело людьми. В такой ранний час, и особенно в субботу утром, я ожидал, что город будет погружен в атмосферу благочестия и серьезности. Но толпа евреев – опять! – веселится. Я вновь исследую свой член при ярком утреннем свете и – опять! – борюсь с мрачными предчувствиями, убеждаясь, что он в отличной форме.

Я выхожу из номера и отправляюсь на пляж, чтобы бултыхнуться в море, кишащее веселыми евреями. Я купаюсь в этой толпе. Евреи дурачатся и резвятся. Вы только посмотрите на их еврейские конечности, рассекающие еврейскую воду! Посмотрите на хохочущих еврейских детей, они хохочут так, как будто они здесь хозяева… Но ведь так оно и есть! А спасатель? Он тоже еврей! Вверх и вниз по побережью, насколько хватает глаз – евреи, их становится все больше, они сыплются как из рога изобилия в это прекрасное утро. Я растягиваюсь на песке и закрываю глаза. Надо мной ревет мотор: не страшно, это еврейский самолет. Подо мной теплый песок: это еврейский песок. Я покупаю еврейское мороженое у еврейского разносчика.

«Невероятно, – говорю я сам себе. – Еврейская страна!»

Эту мысль легче высказать, чем осознать; я не могу с ней свыкнуться. Алекс в Стране Чудес.

Днем я знакомлюсь с молодой женщиной. У нее зеленые глаза и загорелая кожа, а кроме того она лейтенант израильской армии. Вечером лейтенант ведет меня в бар, недалеко от порта. Здесь бывают в основном грузчики, говорит она. Еврейские грузчики? Да. Я смеюсь, и она спрашивает, что меня так развеселило. Я восхищен ее миниатюрной чувственной фигуркой, перехваченной в талии широким ремнем цвета хаки. Но я поражен ее самоуверенностью, напрочь лишенной чувства юмора. Я думаю, что она не позволила бы мне сделать заказ, даже если бы я говорил на иврите.