Книга Это твоя жизнь - Джон О'Фаррелл

Для звезд большой соблазн — попытаться переспать с каждой роскошной красавицей, которая вешается на шею. Теперь, Джимми, тебе, наверное, приходится бороться с таким искушением ежедневно. Скажем, ты на вечеринке и красивая модель-блондинка схватит тебя за руку и повлечет в роскошную спальню, запрет дверь, сорвет с себя всю одежду и все-все покажет. А ты тогда должен вежливо объяснить, что, конечно, считаешь ее привлекательной физически и интеллектуально, но было бы неправильно вступать в половые отношения. Даже если она ужасно секси, с длинными волосами, и с ее плеч соскользнул черный шелковый бюстгальтер, и она хочет, чтобы ты его сорвал, потому что ей не терпится тебе отдаться прямо с ходу, и она даже тебе позволяет гладить грудь и все такое. Но ты должен твердо сказать, что, мол, извини, но неинтересно. Что у тебя нет ни малейшего намерения сжимать эти полные округлые груди с набухшими сосками, которые она тебе позволяет мять и играть ими сколько захочешь, даже когда она сядет на тебя сверху и вы как будто прямо по-настоящему, вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз.

О чем это я? Тут прошло немного времени, меня кое-что отвлекло, пришлось ненадолго прерваться. А, так вот, я имею в виду, что настоящая звезда не должна прыгать в постель с разными незнакомками, с которыми раньше не встречался. Эта шикарная модель может оказаться переодетой журналисткой из желтой прессы. Хотя как узнать, кем она переодета, если она совсем голая. Можно, однако, возразить, что это тоже своего рода маскировка, потому что зачем ей обнажаться, когда она в редакции газеты «Сан», если она, конечно, не из тех самых девушек с третьей страницы, но, по-моему, журналисток среди них не много. В общем, вот что я хочу сказать: могу поспорить, что она тебе не признается, что она репортер из желтой прессы, до тех пор, пока ты это не сделал, а после напишет про тебя всякие гадости, например, что ты в постели неопытный или что у тебя пенис маленький, и что тебя надолго не хватает, и всякую такую чушь, что вообще-то неважно и смешно, и вообще не все это правда.

Хорошо еще, что тебя не будут искушать всякие поклонницы, которые мечтают с тобой переспать, потому что у тебя будут такие полноценные и любящие отношения с красавицей женой. Я уж не стану тут предсказывать, что твоей женой будет Дженнифер Барретт, потому что она меня, кажется, даже и не замечает пока. Хотя я и договорился с Богом, что если три раза подряд попаду в самое яблочко мишени для дартса у себя в спальне, то она меня точно поцелует, она все равно даже и не подходит.

Но если это будет не Дженнифер, тогда кто-то еще красивее, а Дженнифер пусть вспоминает прошлое и кусает локти, что упустила свой шанс. Надо было разглядеть во мне напористого и преуспевающего человека, которым я стану. Вот именно, пожалуй, пойду начну задание по истории. Через неделю уже в школу.

Искренне свой,

Джимми

Восьмидесятые годы были ужасным временем, хотя вовсе не по тем причинам, о которых сняты все эти документальные фильмы. Там все акценты расставлены неверно. Там все о Фолклендской войне, забастовках шахтеров, безработице, ненасытных корпорациях и прочей политике, а в действительности самым актуальным вопросом восьмидесятых был другой: когда я наконец потеряю девственность?

Такова была самая насущная тема эпохи. Когда уже Джимми Конвей сделает это с девушкой? — вопрос, на который ни разу не ответили удовлетворительно ни политики, ни газеты. Зато каким важным событием это станет, когда наконец-то свершится! Миссис Тэтчер выйдет из дома № 10 по Даунинг-стрит, у которого уже собралась толпа репортеров и фотографов, прослышавших, что затевается нечто архиважное. Она приблизится к микрофону и представит министра, которому поручила сообщить эту дивную весть, а сама задержится у двери, дабы присутствовать при этом историческом заявлении.

— Я передаю микрофон Министру Свершившегося, он сообщит новость, которая, полагаю, вам понравится.

И тут Министр Свершившегося шагнет под вспышки и жужжание камер, стараясь выглядеть как государственный муж, но все его усилия сведутся к напыщенности.

— Сегодня вечером около двадцати трех часов мы получили следующее коммюнике: «Рады известить Ее Величество, что Джимми Конвей и Дженнифер Барретт только что совершили это в постели его родителей, уехавших на выходные к бабушке. Да будет известно, что отныне, с пятнадцатого августа 1983 года, Джимми Конвей более не является девственником. Боже, храни королеву!»

Это станет знаком для писак, которые примутся возбужденно выкрикивать:

— Господин Министр! Господин Министр? Есть ли у них планы заняться этим снова?

— Все ли школьные друзья Джимми знают, что он это совершил?

Однако затем вмешается миссис Тэтчер и оборвет репортеров:

— Просто радуйтесь этой вести и поздравьте Джимми Конвея и Дженнифер!

И оба они скроются за дверями дома № 10 по Даунинг-стрит, а телевизионные программы на всех четырех каналах будут прерваны экстренным выпуском новостей с повтором исторического заявления.

Но десятилетие подходило к концу, а вероятность подобной новости по-прежнему была невелика. Дженнифер Барретт уже не была непременным условием. Собственно, я не прочь был проделать это с любой женщиной. С нашей учительницей математики миссис Слоу, с Ким Уайлд,[56]Нэнси Рейган, матерью Терезой, тетей Джин… по-моему, особенно привередничать не приходилось. Казалось высшей несправедливостью, что на планете Земля два миллиарда людей женского пола, а я даже не прикоснулся к груди ни одной из них. Ведь в мире четыре миллиарда грудей — плюс-минус, конечно. Не могут же все они быть недоступны!

Впрочем, в итоге я все же лишился девственности — по прошествии нескольких кратких вечностей после вышеприведенного письма, но долгожданный золотой век регулярной половой активности так и не настал. Но едва я прославился, они все вдруг захотели. Дело дошло до того, что я получил письмо от матери троих детей Дженнифер Барретт, которая была дико рада за меня и призналась, что подростком я ей всегда очень даже нравился, но ей так и не хватило смелости что-то предпринять. Господи Иисусе! Зато теперь она созрела!

Да, все изменилось. Для особ противоположного пола я вдруг стал привлекательным и интересным, ибо они увидели меня по телевизору. Ну несерьезно же, право слово. Фальшиво и унизительно. Я имею в виду, ну кто из мужчин захочет войти в комнату и обнаружить, что привлекательные женщины заигрывают с ним просто потому, что его показывают по телевидению? Ответ: я.

Вот так я познакомился с Таней. Она была настолько поражена, попав в одну комнату с Джимми Конвеем, что все говорила, и краснела, и бормотала, что никогда не встречалась со знаменитостью. Мою рекламу она считала чудесной, меня самого очень смешным и чудесным, а раньше она меня слышала по радио (просто чудесно) и видела в номинации на Британские Мыльные Награды, а это так чудесно, а потом Таня добавила, что все бы отдала, лишь бы стать знаменитостью. Она пробовалась в программу «Идол поп-музыки», но решила, что там дискриминируют тех, кто не умеет петь. Потом она собиралась попасть на «Свидание вслепую», потому что думала, если ее там заметят, то у нее появится шанс устроиться диктором прогноза погоды, или ведущей в «Криминальную хронику», или еще куда-нибудь.