Книга Сердце океана - Нора Робертс

Дарси смягчилась, ласково коснулась его руки.

— Присядь, я угощу тебя чаем.

— Нет, спасибо. — Тревор перехватил ее руку, рассеянно поднес к своим губам. Дарси совсем растаяла и уже хотела обнять его, но он отпустил ее, отвернулся, отошел к окну и устремил взгляд на стройку.

Кто он здесь? Захватчик, жаждущий застолбить свои права? Или странник, вернувшийся в поисках своих корней?

— Мой дед не желал говорить об этих местах, и бабушка молчала. Она во всем ему подчинялась. Поэтому…

— Ты умирал от любопытства.

— Да. И подумывал вернуться сюда надолго. Иногда. Пару раз даже что-то планировал, но как-то не складывалось. А потом вдруг возникла и уже не отпускала идея этого театра. Она обрастала подробностями, утверждалась.

— Так бывает с некоторыми идеями. — Дарси подошла к нему, тоже стала наблюдать за стройкой. — Они потихоньку созревают и превращаются в реальность.

— Да, наверное. — Тревор машинально взял ее за руку. — И раз уж сделка заключена, не вижу вреда в том, чтобы признаться. Я бы и больше заплатил вам за аренду, дал бы вам больший процент. Я не мог отказаться от этого.

— Ну, тогда не будет вреда и в моем признании. Мы бы согласились на меньшее, но торговались с удовольствием и с удовольствием надули твоего Финкла.

Тревор рассмеялся совершенно искренне.

— Мой двоюродный дед и мой дед приходили сюда. В «Паб Галлахеров».

— Разумеется. Тебя тревожит, что бы они подумали о твоем возвращении?

— Ну, мнение деда меня точно не волнует. Больше не волнует.

«Я опять наступила на больную мозоль», — подумала Дарси и все же решила поковыряться еще немножко. Осторожно.

— Он был таким суровым?

Тревор колебался, но вдруг понял, что не прочь поговорить об этом.

— Что ты подумала о лондонском доме?

Дарси постеснялась сказать правду.

— Ну, он очень красивый.

— Проклятый музей.

Тревор произнес это с такой злостью, что Дарси удивленно заморгала.

— Мысли о музее мне тоже приходили в голову, но все равно дом красивый.

— После смерти деда родители разрешили мне кое-что поменять, а там тридцать лет ничего не менялось. Я что-то убрал, смягчил острые углы, но, по сути, это все равно его дом. Строгий и официальный, каким был сам дед. И отца моего он воспитывал строго, без любви.

— Мне жаль. — Дарси погладила его по руке. — Наверное, это очень грустно и обидно, когда отец не выказывает своей любви.

— Мне с этим столкнуться не пришлось. Каким-то чудом мой отец был… есть открытый и веселый человек. Полная противоположность своему отцу. Папа до сих пор почти не говорит о своем детстве. Разве что с мамой.

— А она с тобой, — прошептала Дарси, — потому что знает, что тебе необходимо понять.

— Он хотел создать семью, построить жизнь, которая в корне бы отличалась от всего, что окружало его. И ему это удалось. Родители не баловали нас — меня и сестру, — но мы всегда знали, что они нас любят.

— И ценность их дара в том, что ты не принимаешь их любовь как само собой разумеющееся.

— Да. — Тревор повернулся к ней. Странно. Он не ждал, что она поймет. Не ждал, какое облегчение принесет ему ее понимание. — Меня не волнует, что подумал бы дед, но мне очень важно, что почувствуют родители, когда я закончу этот проект.

— Если хочешь знать мое мнение, они будут гордиться тобой. Душа Ирландии в ее искусстве. Ты понимаешь это и работаешь ради этого. Ты делаешь хорошее дело, отдаешь дань уважения родителям и предкам.

Еще частичка тяжелой ноши соскользнула с его плеч.

— Спасибо. Для меня твои слова значат даже больше, чем я думал. Я так и чувствовал там, на холме. То, что я делаю здесь, то, что я оставлю здесь, важно. И пока до меня это доходило, я разговаривал с Кэрриком.

Он почувствовал, как вздрогнула Дарси, посмотрел на нее и отчетливо увидел ее изумление. Но она ничего не сказала, лишь сжала губы, подавив удивленный возглас.

— Думаешь, я страдаю галлюцинациями?

— Нет. — Дарси помолчала, покачала головой. — Не думаю. Нет. Я слышала об этом и от других, в чьем душевном здоровье не сомневаюсь. Мы здесь больше открыты для необычного. — Только она знала легенду, а потому занервничала, отошла и присела на подлокотник кресла. — И о чем же вы разговаривали?

— О многом. О моем деде, о Мод и Джонни Маги. О графиках, добродетелях, театре. О тебе.

— Обо мне? — Дарси вытерла повлажневшие ладони о брюки. — И что же вы обо мне говорили?

— Ты знаешь легенду, и, думаю, гораздо лучше, чем я. Там говорится о трех парах, которые должны полюбить друг друга и обменяться клятвами.

— Да.

— И за прошедший год или около того два твоих брата полюбили и женились.

— Кому это знать, как не мне, ведь я была на их свадьбах.

— Тогда, учитывая твою сообразительность, ты наверняка размышляла о том, что Галлахеров трое. — Тревор шагнул к ней. — Ты побледнела.

— Я была бы тебе благодарна, если бы ты перестал ходить вокруг да около и сказал напрямик.

— Ладно. Он наметил нас как третий и последний этап.

Ей стало жарко и душно, но она не прижала руки к груди и не отвела взгляд.

— И тебе это не нравится.

— А тебе?

Дарси так разволновалась, что позволила ему уклониться от ответа.

— Не я болтаю с эльфийскими принцами, не так ли? И нет, я не желаю, чтобы кто-то распоряжался моей судьбой ради исполнения своих желаний.

— И я тоже. Не хочу подчиняться и не буду.

Дарси решила, что поняла, почему он рассказал ей о своем деде. Чтобы она знала, какая холодная кровь в нем течет.

— Теперь понятно, почему у тебя такое настроение. — Дарси соскользнула с подлокотника. — Одна только мысль, а вдруг я твоя судьба, повергла тебя в ужас. Подумать только! Человек с твоим образованием и общественным положением и простая барменша!

Тревор растерялся и не сразу обрел дар речи.

— Что за глупости? Как тебе такое в голову пришло?

— Кто бы стал винить тебя за гнев и досаду в ответ на такое предположение? К счастью для нас обоих, наши отношения не имеют ничего общего с любовью.

Тревору случалось видеть разгневанных женщин, но он никогда не сталкивался с такой, которая, судя по ее виду, была способна нанести физический ущерб. Надеясь спасти свою шкуру, он выставил руки ладонями вперед.

— Во-первых, то, чем ты зарабатываешь на жизнь, не имеет никакого отношения к… ни к чему. Во-вторых, едва ли ты барменша, хотя не важно, даже если бы и была ею.