Книга Настоящий Спасатель 4. Назад в СССР - Адам Хлебов

на колодце. Примерно год назад в деревню завезли коньяк и местные его не оценили.

Коньяк начисто проигрывал конкуренцию самогонке потому что дорогой и потому что «пахнет клопами». К тому же по утверждению тех, кто его все же попробовал он вызывал страшнейшее похмелье, сопровождающееся головными болями.

Можно сказать, что он был совершенно обесценившейся валютой в глазах деревенских мужиков.

Хозяйка же, у которой мы работали, вылить или выбросить его жалела, к тому же мы в ее глазах были почти настоящими аристократами, обязанными знать толк в подобном алкоголе, Серега так стопроцентно, так как москвич.

Хозяйка аккуратно интересовалась, знаем ли мы цену на коньяк. И задавала наводящие вопросы. Получив удовлетворившие ее ответы, она упаковала бутылку в газету и оставила рядом с нами у колодца.

Вообщем мы не сразу поняли, что она хочет нам его вручить в оплату за сделанную работу, долго отказывались, думая, что она пытается нам его продать.

В итоге согласились принять эту злосчастную бутылку, когда она напрямую сказала, что это «магарыч» за работу.

Получив бутылку, мы немного растерялись и не знали, что с ней делать.

Мы проявили чудеса сдержанности и терпения. Было решено, что пить вдвоем «западло», нам обязательно нужен третий, но достойных кандидатур у нас не было.

Везти в кубрик, чтобы распить с другими матрасами — чистое преступление. Каждому достанется с гулькин нос, а в случае, если всех нас спалят, накажут весь коллектив.

Поэтому мы решили подарить ее нашему прапорщику. Ведь мы все время с благодарностью вспоминали нашего Шматко, так щедро отблагодарившего нас за спортивные успехи.

И убрали в вещмешок. Я не был большим любителем коньяка и всякой выпивки. Серега хоть и хорохорился, но его тоже вполне устраивали «сто грамм» за ужином, которые нам наливала наша хозяйка — мать председателя колхоза.

На десятый день пришла пора уезжать.

Как ни странно, но в часть мы вернулись тем же способом и с тем же составом экипажа.

Будто шестьдесят шестой Газон и не уезжал никуда, а кружился где-то недалеко от деревни, ожидая завершения срока нашего «заточения».

Мы попрощались с провожающими нас жителями деревни, высыпавшими на улицу почти в полном составе к нашему отъезду.

Не знаю как было раньше у них с военнослужащими из учебки, но видимо тут мы с Серегой глубоко запали им в души, потому что ни разу не отказали в просьбах и делали все очень аккуратно и на совесть.

Деревенские отвечали взаимностью и собрали нам «узелки» с едой в дорогу. Провожали, как своих сыновей. Впрочем, так относились к солдатам, практически в любом советском селе, деревне или ауле.

Советский человек не забыл, что страна выжила и выстояла благодаря армии и таким мальчишкам, как мы с Серегой. Поэтому опекал, заботился и любил простых солдат и матросов.

Одним словом все остались довольны друг другом.

В кузове нам повстречался тот самый сержант, с которым мы ехали из части в деревню. По каким-то причинам, о которых он не захотел говорить его отправили обратно.

Чтобы как-то скоротать время, он всю дорогу травил нам с Серегой Шевченко анекдоты. он рассказывал про Вовочку, Чапаева, чукчей. Их было так много, что я запомнил лишь малую часть.

— А знаете, про чукчу, который из Москвы обратно в чум приезжает и семье рассказывает? — сержант неизменно, каждый раз спрашивал знаем ли мы анекдот, давая короткую аннотацию.

Как правило, мы отрицательно качали головой. сержант убедившись, что мы еще не слышали начинал рассказывать очередной:

— Тогда слушайте: чукча приехал домой из Москвы и говорит: «Чукча в Москве был, Чукча умным стал, чукча теперь все знает: Оказывается, однако, Карл, Маркс, Фридрих, Энгельс не четыре человека, а два. Ульянов и Ленин один человек, а Слава КПСС — вообще не человек».

Мы посмеивались, но хорошо помнили, что за политические анекдоты, можно было схлопотать море проблем.

Поэтому, как только произносилась фамилия Брежнева мы останавливали сержанта жестом, показывали пальцем на кабину, в которой ехал офицер и не давали продолжить.

Тот понимающе кивал и находил новую тему. Например, про Чапаева.

— Чапаев вернулся из Италии. Петька его встречает и спрашивает: «Василий Иваныч, а ты Риме, как общался с бабами?» Чапаев отвечает: «Как,как? По-итальянски!». «Ты и по итальянски могёшь, Василий Иванович?», — удивляется Петька. «Могу, а чего ж там не мочь-то». «Ну тогда скажи что-нибудь по-итальянски», — просит Петька. «Пошел ты на хрен, Петруччо!»

Так мы добрались обратно в часть.

Оказалось, что информация про перевод моего недруга, младшего сержанта Цеплакова оказалась правдой.

Его действительно перевели по одним слухам в другую часть, по другим на десантный корабль.

В нашем кубрике нас тепло встретили, мы разделили на всех гостинцы переданные деревенскими.

Я думал, что после свободы в деревне, где, по-большому счету мы были предоставлены сами себе, армейская дисциплина будет казаться гнетущей и в первое время и мне снова придется к ней привыкать на контрасте с последними десятью днями.

Но мои опасения оказались напрасными я довольно быстро втянулся в режим и распорядок дня, так же как и Серега Шевченко.

Единственное, что действительно отличалось, как небо и земля, так это армейская еда.

В деревне нас не кормили деликатесами, но все же домашняя еда из под руки бабушки-крестьянки и то, что кашеварили наши дежурные поварюги в столовке части в корне отличалось.

Прапорщик Шматко отбыл в очередной отпуск и мы пока не смогли подарить ему привезенный приезент.

Возникла проблема, как его сохранить до приезда ведь в части строго настрого запрещен любой алкоголь и попадись мы с бутылкой, никто из начальства не стал бы разбираться с обстоятельствами, при которых нам буквально всучили этот коньяк.

Так же как и с тем, для чего мы его протащили на территорию.

— Может пока отдадим на хранение Саше Гладкову? Тренеру спорт роты? — предложил я.

— Ты чего? А вдруг он обидится, что ему шиш, а для Шматко коньяк? — с ходу отверг мою идею Серега.

— Ну, а куда тогда? Так чтобы не спалиться?

На территории учебной части все мало мальские места, где можно было бы что-нибудь спрятать, давно были облюбованы сержантским составом. Мы могли бы случайно спрятать в чужом тайнике

— Есть у меня одна идея!

— Какая?

— Пошли. Все знают, если хочешь чтобы никто не нашел — прячь на самом видном месте. Главное чтобы нас никто издалека не засек, пока мы закладывать будем. Ты на стреме постоишь.

—