Книга Продавец кондитерки – 3 - Вячеслав Юшкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У Генриха Шмидта и его сына была особая, более глубокая и стойкая неприязнь к опальному маркграфу, нежели у других жителей Хофа. Свое начало она берет 15 октября 1553 года, спустя четыре дня после того, как Альбрехт Алкивиад вернулся в опустошенный Хоф со своими слугами. Как и другие небольшие немецкие города, Хоф не мог позволить себе штатного палача. Но, когда презираемый всеми Альбрехт арестовал троих местных оружейников за предполагаемое покушение на его жизнь, вместо того чтобы пригласить для совершения казни палача из других мест, что было обычной практикой, своенравный маркграф прибег к древнему обычаю и повелел случайному зрителю здесь же, на месте, привести приговор в исполнение. Этим человеком, на которого указал перст судьбы в лице Альбрехта, и оказался Генрих Шмидт. Будучи уважаемым гражданином Хофа, Шмидт яростно протестовал, взывая к своему правителю словами о том, что такой поступок означает позор для него и его потомков, но протесты были безрезультатны. «Если бы [мой отец] не подчинился, — вспоминает 70-летний Франц, — [маркграф] заколол бы вместо преступников его, а также еще двух мужчин, стоявших рядом с ним».
Почему ни в чем не повинного человека выбрали для этой ужасной миссии? Ответ кроется в другой истории, которую Франц также хранил в тайне до глубокой старости, — истории о странном и неправдоподобном случае с участием собаки. За несколько лет до роковой конфронтации с Альбрехтом Алкивиадом к деду Франца, портному Петеру Шмидту, пришел ткач-подмастерье из Тюрингена по имени Гюнтер Бергнер и посватался к его дочери. Впоследствии молодая пара обвенчалась и поселилась в небольшой усадьбе недалеко от Хофа. Однажды, когда Гюнтер прогуливался по сельской местности, на него напала большая собака. В гневе Бергнер схватил животное, швырнул его в хозяина, охотника на оленей, и, «к своему несчастью и нашему», как позже вспоминал Франц, « убил его». Хотя ткач и не преследовался по суду, впоследствии он был признан нечестивым и отстранен от всех ремесел. « Поскольку никто не хотел знаться с ним, от отчаяния и тоски он стал палачом». Клеймо позора явно не распространилось на его свекра Петера Шмидта, который продолжал работать портным в Хофе. Однако несколько лет спустя, когда напуганный маркграф искал кого-нибудь, чтобы казнить своих воображаемых убийц, печально известная профессия зятя Генриха Шмидта Бергнера, который, по-видимому, сам не был доступен для выполнения заказа, предопределила выбор нового палача.
Как и предвидел Шмидт, после его подчинения приказу Альбрехта он и его семья оказались опорочены причастностью к позорному ремеслу и к презираемому тирану одновременно и были безжалостно отвергнуты благородным обществом, соседями и бывшими друзьями. Обесчещенный Генрих Шмидт мог попытаться избежать позора, начав с семьей новую жизнь в далеком городе. Но вместо этого он решил остаться в доме своих предков и попытаться заработать на жизнь единственным доступным ему теперь ремеслом. Так родилась новая династия палачей — хотя, если план Генриха, которым он позже поделится со своим сыном, сработает, она прервется довольно быстро.
Франц Шмидт родился в период между концом 1553-го и серединой 1554 года, спустя несколько месяцев после разыгравшейся драмы. Хоф времен его детства и юности оставался закрытым сообществом, насчитывающим не более тысячи человек. Замкнутость и социальная консервативность усугублялись отдаленным местоположением. Область, окружавшая город на реке Зале, впоследствии прозванная «Баварской Сибирью», была сплошь покрыта дремучими лесами и затенена горами высотой до километра. Долгие лютые зимы и особенности местной почвы, изобилующей мелом и железом, затрудняли ведение сельского хозяйства. Ткачество и сопредельные с ним профессии доминировали в экономической жизни города, а разведение крупного рогатого скота и овец — в сельской местности. Третьим источником дохода уже на протяжении веков было горное дело — во времена Франца Шмидта здесь добывали золото, серебро, железо, медь, олово, гранит и хрусталь.
Хоф представлял собой пограничный город и в культурном плане. Для тюрингенцев и саксонцев это был крайний юг; для франконцев — свой маленький крайний север. Расположенный к западу от границы с Богемией, город сформировался как уникальное сочетание славянского и немецкого влияний, а в 1430 году подвергся полному разграблению вторгшимися гуситами — радикальными последователями религиозного реформатора и мученика Яна Гуса. Больше всего культуре Хофа соответствовала региональная идентичность Фогтланда, частью которого он являлся. К XVI веку территория, первоначально названная в честь управлявших ею имперских чиновников, фогтов, представляла собой скорее зыбкую культурную общность, нежели политическое образование, выделяясь своим диалектом, сосисками и исключительно крепким пивом. Намного позже среди националистов XIX века живописный и нетронутый Фогтланд будет олицетворять истинно германскую девственную природу, наделенную идиллической, но в то же время дикой красотой. Для притесняемой семьи Шмидтов эта географическая изоляция Хофа только усугубила их чувство отверженности и отчаяние.
Причины, по которым Генрих Шмидт остался в городе после того, как оказался опозорен, неясны. Но как минимум политические последствия кошмарного правления Альбрехта Алкивиада благоволили навязанной ему профессии. После смерти Альбрехта в 1557 году его двоюродный брат Георг Фридрих, правитель соседнего Бранденбург-Ансбаха, взял под контроль и Бранденбург-Кульмбах. Новый властитель Хофа был в той же мере сдержан и осмотрителен, в какой его сородич — безрассуден. «Все деревья в городе чудесным образом снова расцвели той осенью, и так явилось предзнаменование, как и то землетрясение, что