Книга Запретные уроки - Кэтрин Каски

Любовь.

Да, Сьюзен это было знакомо. Она еще не забыла.

Во всяком случае, ей казалось, что она хорошо помнит тепло этого всеобъемлющего чувства. Да, ей казалось, она хорошо знает, что такое любовь, — уже тогда, когда Саймон после недолгого ухаживания попросил ее руки, и отец, слава богу, дал согласие. Восторг. Вспышка страсти, когда он повел свою нареченную невесту на ложе, чтобы открыть ей таинство любви.

В то время она в этом не сомневалась. Теперь она была уже не столь уверена в том, что ее чувство было именно любовью. И ее воспоминания были отравлены каплей сомнения.

Сейчас все было совсем по-другому… с Себастьяном. Дело не только в физической близости. Все было куда сложнее. Когда они были вместе, она вся словно растворялась в Себастьяне — и разумом, и сердцем, и телом. Невозможно было отделить чувства от акта телесного слияния.

Поразмыслив об этом, Сьюзен нахмурилась. Она никогда не испытывала такого полного единения с Саймоном, как теперь — с Себастьяном.

Когда она была с Себастьяном, их сердца бились в такт, сливаясь воедино, как и тела. Горячая страсть, которую она испытывала к нему как к мужчине, любовнику, дополняла физическое удовольствие от прикосновений к нему, ощущения его силы, желания ощутить себя и его единой плотью.

С Саймоном все было совсем иначе. Тогда она полагала, что они любят друг друга, но это убеждение проистекало лишь из ее неопытности — ей не с чем было сравнить свои чувства. До недавнего времени.

Она никогда не сомневалась в том, что Саймон ее любит. Ни на минуту. Даже когда он возвратился после Ватерлоо, до предела измученный тяжкими ранами, она не желала поверить его признаниям — тому, что он ее не любил. И что просил ее руки только лишь из-за богатств семьи и из-за титула. И что любит другую женщину — если только ему суждено поправиться, он бросит Сьюзен ради той, ибо жизнь коротка… а любовь встречается очень редко. А Сьюзен он ни за что не сумеет полюбить по-настоящему, как бы ни старался.

Она была не в состоянии ему поверить. Не в состоянии даже в глубине души признать его искренность. Ее сердце такого не допускало.

Когда умерла мама, оставив детей одних, Сьюзен испытала такое горе, которого, ей казалось, и пережить нельзя. И тогда, когда отец забросил ее вместе с братьями и сестрами, больше думая о виски, чем об их благополучии, она наговорила ему кучу ужасных слов.

Сердце ее разрывалось от боли, но Стерлинг, старший брат, напомнил им всем: это горе, вызванное потерей супруги, побуждает отца обходиться с ними столь сурово. В глубине же души он совсем не такой и продолжает любить их.

Она тогда поверила брату. Иначе было не выжить.

Потому-то она не поверила Саймону, который бросал ей в лицо обидные слова, лежа на смертном одре. Ибо и его слова были порождены не стремлением к истине, а невыносимой болью.

Быть может, она просто убедила себя в этом, но убедила твердо.

Теперь же она начала сомневаться, потому что к Себастьяну она чувствовала любовь, даже когда они могли вот-вот замерзнуть до смерти. И это была подлинная любовь. Такая любовь, которая давала им силу умереть друг за друга.

Сьюзен сжала кулаки — смутные догадки превращались в ясное понимание.

Она любит Себастьяна.

Она вкусила настоящей любви, и все же ей никогда не прожить свою жизнь так, как страстно желало ее сердце — многочисленные грехи ее прошлой жизни этого не допустят.

Сама все испортила. Она слишком порочна, а потому недостойна чьей бы то ни было любви. Не раз и не два она доказала это и себе самой, и всему высшему свету. А скоро в этом убедится и Себастьян.

* * *

Рано утром в четверг, еще до зари, Сьюзен села в почтовый дилижанс, отправлявшийся в Лондон. В дороге будет достаточно времени, чтобы обдумать проведенные ею в Бате дни. Сидя в переполненном дилижансе, она смотрела в окошко на укрытые глубоким снегом поля, и мысли ее обратились к Себастьяну. Глаза стало пощипывать.

С той минуты, когда они впервые встретились в темноте библиотеки в поместье Блэквуд-холл, вся ее жизнь так сильно переменилась, так мало стала напоминать привычную прежнюю, что и себя прежнюю Сьюзен вспоминала уже с трудом. Она, вне всяких сомнений, уже не была такой, как до памятного приема, и вряд ли станет такой снова.

Да и захочет ли? Она теперь повзрослела, она стала лучше.

Сьюзен поразилась иронии судьбы. Понадобился безумный и крайне неосмотрительный поступок (если о нем станет известно, то и ее имя, и честь всей семьи будут навеки запятнаны), чтобы положить начало такому глубокому преображению личности, после которого она вполне способна сделаться именно такой, какой всегда мечтал видеть ее отец. Такой, какой она и сама всегда мечтала стать.

Пока преподавала в Бате, она так много нового узнала о себе самой! В этом тоже была известная ирония. Господи, да у нее сердце разрывается при мысли о том, что она не смогла попрощаться с мисс Грассли и мисс Хопкинс, с мисс Джентри и остальными воспитанницами.

С самого начала было известно, что из Бата придется уезжать, и она много недель молилась о том, чтобы день отъезда наступил побыстрее. Но когда бегство стало насущной необходимостью — из-за грозящего разоблачения, она сокрушалась от невозможности проститься по-человечески с подругами и ученицами. Поэтому оставила им письмо, в котором сообщала, что должна незамедлительно уехать, дабы позаботиться о больном родственнике в Эдинбурге. Отчасти это соответствовало действительности.

Ее отец стал жертвой алкоголизма. Правда, он понемногу выздоравливал, но время от времени все же впадал в запои и тогда слал детям сердитые письма, обвиняя их в полной никчемности. Его язвительные слова до сих пор больно ранили и Сьюзен, и ее братьев и сестер, и она невольно задумывалась: отец, наверное, выздоровеет, а затянутся ли душевные раны у них самих?

Будут ли они все и впредь серьезно воспринимать его упреки, как Сьюзен, которая считает себя недостойной любви?

Или же учтут ее печальный опыт и вовремя образумятся, чтобы заслужить любовь?

Только время способно дать ответ на эти вопросы.

А для Сьюзен уже слишком поздно. Она сбросила с себя маску грешницы, но слишком поздно, и теперь расплатится за это невозможностью соединить свою жизнь с жизнью мужчины, которого полюбила всей душой.

* * *

Дома Сьюзен встретили спокойно. Ни один из братьев не решился расспрашивать о тех испытаниях, которые выпали на ее долю в снежном плену вместе с герцогом Эксетером. Наоборот, все делали вид, будто она никуда не уезжала, а жизнь ее не изменилась в корне и бесповоротно. После обеда Присцилла помогла Сьюзен достать из саквояжа и разложить по местам скромные пожитки. Сестричка, однако, не собиралась отмалчиваться.

— После всего, что произошло между вами, — начала она, — отчего ты не призналась ему, что именно ты, леди Сьюзен Синклер, была близка с ним тогда, в библиотеке?