Книга Джони, оу-е! Или назад в СССР 2 - Михаил Васильевич Шелест

уйдут. Другая власть в Греции будет в этом году. Вот! Как-то так… Больше ничего не помню. Ой! Не знаю! А нет! Знаю, что группа АББА выпустит альбом, который будет называться «Ватерлоу». На пластинке будут песни: Хани-хани и Ватерлоу. Ещё, конечно, какие-то будут песни, но про те, ничего в памяти нет.

— Странная у тебя память, какая-то…. Как в песне поётся: «Всё, что было не со мной помню»

— О, ещё вспомнил! — рассмеялся я. — Президент США Джеральд Форд приедет осенью во Владивосток и встретится с нашим любимым Леонидом Ильичом Брежневым.

— В смысле, во Владивосток? Брежнев приедет во Владивосток? Форд? Джеральд? Президент Соединённых Штатов⁈

— Ага! — произнёс я злорадно.

Я улыбался во всё лицо, потому что вспомнил, как мы, пацанятами стояли на Океанском проспекте и махали флажками эскорту Форда и Брежнева. Собрали всех учеников моей школы и поставили встречать президента, мать его, Форда. Школа-то не простая была. В ней дети Владивостокской партийно-хозяйственной аристократии учились.

И тут меня словно молотом по голове ударило и открылся поток созания. Не моего, кстати, сознания и не Женькиного.

— Пограничник в Запорожье в начале ноября «по пьяной лавочке» захватит арсенал и расстреляет прохожих. А четырнадцатого декабря, находясь в Канаде на гастролях, сбежит наш балерун Барышников, — медленно проговаривая слова, словно находясь под гипнозом, сказал, ничего не понимая. Это были не мои знания. Не знал я ничего о пограничнике. Про Барышникова слышал, но когда он дал дёру на запад, не то что не помнил, а и не знал никогда.

— Что за хрень? — произнёс я вслух, задумчиво отправив взгляд куда-то вглубь себя. — Только что в голове ничего не было, и вдруг появилось.

Видимо у меня был такой вид, что Рамзин налил мне в кружку остывшей воды из кофеварки.

— Ты не переживай так сильно. Наши эскулапы разберутся. Ты побелел даже.

Он взял мою руку и проверил пульс.

— Побелеешь тут с вами! — нахмурился я.

— Учащённый, — задумчиво сказал Рамзин. — Примерно сто ударов… Хм! Вот сейчас бы не помешали приборы.

— Детектор лжи? Как в «Ошибке резидента?» — усмехнулся я.

— Что-то типа того. А знаешь, что такое «детектор лжи»?

Я покрутил головой.

— Это группа приборов, которые измеряют разные показатели человеческого организма: рульс, давление, частоту дыхания, ритмы мозга. Много чего. И они бы показали, что в твоём организме переключилось, что ты вдруг «вспомнил» то, чего не можешь знать. Если это психические отклонения, а не факты из будущего — назовём это пока так — то можно понять от чего это происходит и, возможно, придётся лечить. Ведь жить с такими «знаниями», в кавычках, трудно. Согласен?

— Это не психические отклонения, а факты из будущего.

— Хорошо, если это так, — пожал плечами Рамзин. — Но в этом надо убедиться, правильно?

— Правильно, — вздохнув, произнёс я.

— Мы, как-то незаметно, перешли от спорта к музыке и будущему. А ты так и не сказал, как тебе предложение стать шестнадцатилетним?

Помолчав, сказал:

— Я против обмана, но если это будет необходимо, чтобы не взбудоражить общество, то я согласен. Думаю, что за лето я осилю программу седьмого и восьмого классов и смогу их сдать экстерном. Но тогда может быть мне лучше уехать в деревню к бабушке? Там меня редко видят. Бабушкин дом на отшибе деревни стоит. Ну, то есть, совсем на отшибе. Там только их с дедом дом стоит. Дальше пастбище совхозное. Хотя… А как им объяснить что я вдруг вырос и родственникам? Не-е-е… Фигня… Получается, что здесь легче затеряться.

— Наши физиогномисты полагают, что ты сильно изменишься внешне к концу лета.

— Но если сработает «легенда» про моё долгое лечение и адаптацию в шестом классе, то можно и так, как вы говорили…

— То есть, ты не против?

Я кивнул.

— Только, как мать отреагирует, когда ей скажут про… Э-э-э… Мои проблемы с организмом? Она пока, вроде и не замечает. А изменения в документах, это уже с её согласия…

— Поговорим… Думаю, ничего страшного. Скажем, что бывает такое. Убедим, что случай хоть и не ординарный, но не парадоксальный.

— Да, уж, не парадоксальный, — хмыкнул и крутнул головой я.

— А про бокс… Может всё-таки в рамках эксперимента выступишь на соревнованиях?

— На соревнованиях-то я выступлю. Куда мне деваться? Я Юдину обещал. Но в их дурную тренировочную соковыжималку я не полезу. Я и сам себя гоняю — мама не горюй. Мне нужна стратегия и тактика боя, комбинаторика[1] и… И вес гонять не буду. Это основные условия.

Я вдруг вспомнил, как читал про какого-то советского боксёра[2], как того заставляли сгонять вес, а сгонять было нечего. Согнать-то он согнал, но, то ли чемпионат мира, то ли Олимпиаду, проиграл.

— Ты Юдину условия ставь. Мне нужно принципиально понять твою позицию, чтобы выстраивать тактику нашего поведения. Но я понял тебя. Всё-таки ставим цель — чемпионат мира семьдесят шестого?

— Ставим, — вздохнул я.

В Союзе было не мало боксёров, которые за год тренировок за счёт своего таланта достигали высоких вершин. Поэтому я был каким-то «из ряда вон выходящим явлением». Только никто не знал, что я был не просто «талантливым», но и многоопытным поединщиком. Не по боксу, правда, а по самбо и «боям без правил». На самом деле, мне нравилось ощущение боя. Особенно любительского боксёрского боя.

Спортивный шотокан хоть и выхолостил боевую составляющую, но выносливость воспитывал сумасшедшую. Мои ученики, помнится, на тренировках в двухтысячном году прыгали на скакалках и отжимались по тысяче раз, на одной ноге приседали раз по пятьдесят за подход. Именно так я себя готовил сейчас. А психологически я был готов не только бить, но и быть битым.

— А ты знаешь, — вдруг сказал Рамзин, — может быть то, что ты не хочешь чемпионства тебя к нему и приведёт. Вполне себе может быть. Ладно. Что-то мы засиделись, а у тебя режим. Вечерняя тренировка. Ты, кстати, уроки сделал?

— Я их сделал уже все до конца года. Письменные у меня не проверяют. Устные тоже прочитаны. Перед уроком пробегусь глазами…

— Я посмотрю, как ты тренируешься?

— Ничего силового не будет. Перед сном у меня растяжки, китайская гимнастика «тайцзицюань» и медитация. Это что-то похожее на каратековские ката в очень медленном темпе.

— Понятно. Я не буду мешать твоей медитации?

— Сядете за спиной в уголочке. Я в подвале тренируюсь, там очень тихо и вентиляция хорошая. Пол — шлифованный лиственничный брус. Отличное помещение для тренировок. Даже наличие обилия колонн не мешает. Наоборот. Если на них навесить макивары и подушки, будет просто здорово. Можно было бы гулять между