Книга Крапивник - Екатерина Концова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Парни подошли к турникам. Аслан опёрся на столб, а Эд повис на нём вверх тормашками. Мир от этого его действия ещё сильнее скривился.
Я глянула в ту сторону, в которую смотрел парень.
Из небольшого домика в стороне от поля вышел какой-то мужчина, скорее всего преподаватель. Старший курс выстроился в ряд. Но я никак не могла вычленить среди размытых изображений своего отца.
Эдмунд и Аслан подошли к педагогу.
— Здравствуйте. Я на пересдачу.
— Ты кто у нас?
— Аслан Нерт. Факультет света. Второй курс.
— Что не сдал?
— Бег километр.
— Ага. Вставай на старт, — тренер прочертил носком ботинка линию на песчаной закольцованной дорожке и перевёл взгляд на Эдмунда. — А ты чего? У тебя ж нет долгов.
— Я на военную подготовку, — Эдмунд достал из кармана записку и отдал учителю.
— "…прошу допустить до занятий с четвёртым курсом… декан факультета "свет", профессор Джейн Лониан…" — зачитал учитель и развёл руками. — Ну, кто я такой, чтоб оспаривать решение мадам Лониан?
— Она во всём меня поддерживала, — взрослый Эдмунд легонько пихнул меня локтем. — Чудесная женщина.
— Ты, что собрался экстерном заканчивать? — тем временем спросил мальчика его преподаватель.
— Ага. Через год.
— Оно, может, и правильно, что сидеть, раз всё знаешь? Хотя я бы на твоём месте не спешил. Это же лучшее время в вашей жизни: уже и не дети, но академия о вас заботится. Знай только отдыхай да учись.
Эдмунд пожал плечами.
— Вставай к остальным.
Лица студентов на краткий мир стали яснее. На большинстве было удивление. В середине ряда мне померещился знакомый образ.
Преподаватель военной подготовки бросил взгляд на часы и дал Аслану сигнал к началу бега. Упитанный парнишка заспешил по дорожке.
— Итак, шантропа, что у нас за предмет, по-моему, очевидно. Будем изучать оружие и приёмы боя.
— Четверокурсников случайным образом разделили на несколько групп, — пояснил Эдмунд.
— Мы с вашей группой будем встречаться каждую пятницу здесь или в спортзале, — продолжал монолог преподаватель. — А по вторникам в лекционной аудитории на втором этаже в главном корпусе. А теперь приступим. Сколько вас сегодня?
— Двадцать семь, — выкрикнул кто-то из ряда.
Преподаватель указал на Эда:
— Ты, получается, двадцать восьмой. Отлично. Как раз на пары разобьётесь.
Преподаватель вынул из кармана стопку «колоду» карточек с цифрами:
— Партнёр для тренировки будет выбираться случайным образом на каждом уроке, — он вынул две карточки и сверился. — Тринадцать и семь. Сейчас найду, кто у нас по списку с такими номерами…
Собрав таким случайным образом пару, он выдавал юношам палки и отправил на середину поля.
— Тридцать. Таких у нас в списке нет, — он сунул листик в нижнюю часть колоды. — Тогда… двадцать три. В пару пойдёт… двадцать восемь. Рио и Солена.
Эд вышел из строя и направился к преподавателю, одновременно с ним вперёд зашагал папа. Теперь, когда Эд поглядывал на соперника, он стал чётким.
Я не могла заставить мозг поверить глазам, но он был почти таким же, каким и на моей памяти: ростом чуть выше среднего, со светло-русыми волосами, раскинутой надвое чёлкой и далеко посаженными серыми глазами на круглом лице. Разве что, сейчас он был стройнее. Всё-таки с возрастом папа поднабрал.
Парни отошли в сторону и остановились, разглядывая друг друга.
— Ты, значит, с нами решил выпускаться? — папа прищурился, оценивая невысокого угловатого мальчонку.
Я похолодела. Только теперь, слыша голос, до сознания, наконец, дошла информация: передо мной папа. И он жив. Настолько, насколько живым может быть воспоминание, он жив.
— Ага. Через год, — ответил Эд коротко. Диалог не получил развития. Настала небольшая пауза.
Рука Эдмунда легла мне на плечо:
— Ты в порядке?
Я вздрогнула, оборачиваясь на голос, вдруг показавшийся мне совершенно незнакомым. Они всё-таки разные — голоса у папы и учителя.
— Да… — выдавила я, не моргая глядя на Эда. Воспоминания о нём и об отце в моем мире не существовали вместе, поэтому возможность видеть их рядом заставляла вспомнить — всё вокруг не реально.
Эдмунд, кажется, хотел что-то сказать, но папа из воспоминания опередил его, снова глядя на парнишку:
— Это же у тебя брат погиб? Рыжий такой, кучерявый. Карстен, кажется.
— Да, — кивнул Эд. В ещё не сломавшемся голосе засквозило нежелание продолжать тему.
— Сочувствую.
— Спасибо. Это тебя недавно поймали с травой?
— Я просто не знал что сказать! — почти закричал Эдмунд, стоя у меня за спиной. — Вот и ляпнул первое, что пришло в голову. Не осуждай этого мелкого идиота, он просто тупой. И, кстати, речь не про наркотики. Там другая очень долгая история.
— Да, но не одного меня, если уж говорить объективно, — помедлив с ответом, нехотя отозвался папа.
— Вот только шайку выделяют по имени лидера, — ехидно заметил Эд.
— А ты типа образец для подражания, да? Разве не ты спёр из оранжереи тот ядовитый гибискус?
— Гибискусы не ядовиты, а тот цветок… — Эд осёкся. — Короче, гибискусы все на месте.
— Если не секрет, кого ты травить собрался?
— Жуков в кабинете астрологии.
— А, тех самых, что сам и притащил? — захохотал папа.
Парни из других пар стали обращать внимание на этих двоих.
— Это был форс-мажор, — попытался оправдаться Эдмунд.
— Наверное, как и в тот раз, когда ты разнёс полкабинета зельеварения.
— Да. Это тоже был форс-мажор. Или с тобой их не случается? Я слышал, ты на третьем курсе додумался чинить экспериментальный образец в кабинете артефакторики.
— Вы чего там сцепились? — учитель закончил с распределением. — С вас и начнём.
Он начертил палкой круг на песке. Метров пять в диаметре.
— Посмотрим, что из себя представляете. Мечи у вас есть, магию применять можно, но друг друга не калечить. Усекли?
— Ага.
— Да.
Парни вышли на середину.
— Я сильно по тебе бить не буду, — словно делая младшему одолжение, сообщил папа.
— Твоё право, — буркнул в ответ Эд, принимая позу, отдалённо походящую на фехтовальную.
— Он думал, я колдовать не умею, — усмехнулся взрослый Эдмунд.
У меня в голове был некоторый диссонанс — трудно было принять, что две отдельные фигуры — мой учитель и этот пятнадцатилетний мальчишка — это один и тот же человек.
— Начали, — махнул рукой преподаватель.
…
47. Луна.
…
Парни начали борьбу.
С первых ударов палок-мечей, стало ясно, что Эдмунд значительно уступает моему отцу в силе. Это и не удивительно — хоть его и не справедливо было бы называть тщедушным, мальчишка всё же был едва выше меня и очень худ. Зато он был быстрым и гибким, что позволяло ему эффективно уклоняться.
Папа же находился в идеальном