Книга Ничего, кроме личного - Лана Барсукова

которые изображали итальянские страсти посреди московской зимы, и она осталась.

В антракте она решила взбодриться пирожным. Взяла эклер с капучино и присела за свободный столик. К ней, галантно спросив разрешения, подсел мужчина с тем же продуктовым набором. Откусив пирожное, он скривился и обозвал нехорошими словами тех, кто его сделал. В его словах было больше эмоций, чем в ариях «Тоски».

Марианна вдруг почувствовала, что стосковалась по общению. Мужчина был неглуп, хорош собой и досконально разбирался в эклерах. Что еще надо женщине, коллекционирующей колье?

Мужчину звали Михаилом.

Любовь выскочила перед ними, как разбойник, одаривающий бедняков пирожными.

Но Михаил был несвободен. Это придавало ситуации стабильность и нотку страдания, что глубоко устраивало Марианну.

Однако врать и обманывать мужа было неприятно. Да и рискованно. Адольф в любую минуту мог прозреть. Марианна начала нервничать, отчего ее шея покрывалась красными пятнами. Это было ужасно, потому что напоминало засосы.

В какой-то момент она дозрела до решения расстаться с Михаилом. Так требовал разум. Ну и немножечко подстегивало любопытство. Хотелось посмотреть, как он будет страдать. Может, даже плакать. Ужасное, постыдное, но такое душещипательное зрелище.

Но тут случилось непредвиденное. Михаил позвал ее в новую жизнь. По невероятному стечению обстоятельств у него образовалась коммерческая недвижимость. Какой-то экскаватор или элеватор на берегу Черного моря. Подробности она не запоминала. Да и зачем ей эти детали? Главное, он скоро станет свободным мужчиной, обремененным лишь собственностью. Прекрасное сочетание. Теперь у него будет много денег, а у нее много любви. Они смогут купаться голышом в лунной дорожке, расстеленной прямо поверх ночных вод. А с берега на них будет благосклонно взирать их собственный экскаватор. Или элеватор, надо уточнить.

Михаил уже улетел в край, где они совьют свое гнездо. Временное, конечно. Если уж угораздило родиться в России, то жить нужно только в Москве. Это Марианна знала так же твердо, как и то, что нож нужно держать в правой руке, а вилку в левой. Они отсидятся на побережье, пока тут все успокоится. А потом вернутся в Москву. Или махнут в Монако. Это будет зависеть от того, насколько усердно этот экскаватор будет рыть землю. Или не экскаватор… Впрочем, не важно. Подробностям тут не место. Главная тема рисуется крупными мазками: она любима и у ее избранника скоро будет много денег.

Осталось расстаться с Адольфом. Этому Марианна посвятила весь день.

Утренняя попытка потерпела фиаско. Муж ушел в суд, не получив душевной травмы.

К его возращению Марианна подготовилась со всей тщательностью. Она стянула с антресолей красный чемодан, разместила его в центре комнаты поверх шкуры амурского тигра и набросала в него хаотичную горку шелкового белья. Получилось как-то слишком небрежно. Картинка не трогала. Тогда она раскрыла шкафы и разнесла их содержимое по всей комнате, изображая мучительный поиск того, что достойно путевки в новую жизнь. Кучка белья в чемодане увенчалась черным бюстгальтером. Это был символический штрих, вроде траурной повязки на ее прежней жизни.

Как раз в это время вернулся муж. Он потоптался в холле, потом заглянул в комнату Марианны и сделал парадоксальный вывод:

– Убраться решила?

– В некотором смысле, да.

Марианна ждала встречный вопрос «В каком смысле?», но не дождалась и продолжила:

– Я решила убраться, ты прав. Убраться из твоей жизни.

– Ты мне не мешаешь, – Адольф вышел из комнаты.

Пришлось идти следом, что опошлило всю мизансцену:

– Адольф, я ухожу от тебя.

– Далеко?

– К другому человеку! К мужчине, которого я люблю!

Никто бы не заметил перемен в лице Адольфа. Никто, кроме Марианны. Она знала мужа, и от нее не укрылся его затвердевший взгляд.

– Продолжай.

Марианна поняла, что пришло время монологу, который она сочинила, а потом отрепетировала перед зеркалом. Но почему-то потянуло на экспромт.

– Ты стал черствым, неинтересным, холодным человеком… Мне душно с тобой!

Муж молчал.

– Наш брак исчерпал себя, я хочу любить и быть любимой. В сущности, это такая малость… Я ухожу в новую жизнь, где мне ничего не страшно с человеком, который…

– Имя?

– Я не скажу! – Марианне стало страшно, как пленной подпольщице.

Она юркнула в свою комнату. Муж шел за ней следом. Лицо Адольфа налилось кровью. Он шагнул к чемодану и стал расшвыривать ее белье, нарушая символизм композиции. Марианна упала на кровать и залилась слезами.

– Кто? – прохрипел муж. – Имя!

– Что это изменит? – рыдала жена. – Человек, который мне дорог! Ты не сможешь ничего изменить! Лучше расстанемся, сохранив в душе благодарность…

– Дура! На что вы будете жить?

В этом вопросе Марианна уловила намек на то, что Адольф ей ничего не отдаст. Это было как минимум неблагородно с его стороны. Низко. Мелочно. От досады она перестала рыдать и дерзко выкрикнула ему в лицо:

– Проживем! Не ты один умеешь делать деньги. У него свой бизнес! Настоящий экскаватор! Или даже элеватор! Мы уедем на берег Черного моря, и я забуду прежнюю жизнь, где мне было холодно с тобой. Где мне было одиноко! Где…

– Где? – как-то странно спросил Адольф.

– Что где?

– Элеватор где? – странно усмехнулся муж.

– Не важно, а хотя бы и на Черном море. Что с того?

Адольф посмотрел на шею жены, приценился, сможет ли откупиться, если задушит ее, и пришел к выводу:

– Поезжай. Завтра же.

Он вышел из комнаты. А Марианна еще долго рыдала, оплакивая свою былую жизнь и тот досадный момент, что расставание прошло как-то сухо. Словом, не так, как ей мечталось.

Зеленая папка

Никанор Иванович нервничал. Каждое утро он заглядывал в единый государственный реестр юридических лиц, ожидая момента, когда элеватор отойдет к Тихону Ерофеевичу. Но реестр упорно показывал безгрешность бывшего коллеги.

Прошло уже несколько месяцев, как Тихон ушел из министерства. Ушел по собственному желанию, разве что слега подогретому стараниями того же Никанора Ивановича. По всем расчетам бывшему госслужащему пора было протянуть руки к элеватору. По непонятным причинам этого не происходило.

Вечерами, прислонив лоб к холодному стеклу, Никанор Иванович вглядывался в пропитанную неоновым светом московскую ночь. Он боялся, что жизнь закончится раньше, чем наступит возмездие.

Реестр показывал нечто странное. Единая и неделимая собственность господина Петухова расползалась на доли. Четвертью завладела фирма с утешительным названием «Путь к себе», за которой маячила какая-то Елена. Чтобы не утруждать свою изношенную память, Никанор Иванович запоминал лишь имена, без отчеств. Потом еще четверть ушла в руки некоей Ольги, но не удержалась там и быстренько соскользнула в ладошки неведомого Михаила. А где же Тихон?

Зеленая папка бездействовала. Никанор Иванович страдал. Сердце все чаще выстукивало рваную чечетку, словно предупреждая о скором конце. В эти минуты страх ледяной рукой хватал за горло и становилось тяжело дышать. Если бы была жива Муся, она урчала бы на его коленях, отгоняя злых духов. Но Муся сдалась раньше, оставив хозяина в сиротливом одиночестве.

На всякий пожарный случай, верить в который не хотелось, Никанор