Книга Восстание - Саймон Скэрроу

люди поняли, какую цену придется заплатить за вызов власти наместника и Рима. Мы контролируем улицы. Не преступный сброд, который где-то там ворует, сжигает и издевается над горожанами. Пусть они знают, что Восьмая когорта здесь и за все отвечает… Удачи, воины!

Он кивнул Туберону, который призвал людей к вниманию. Катон отсалютовал, и они последовали за своими центурионами, чтобы начать патрулирование. Теперь в их походке появилась заметная энергичность, с облегчением заметил он. Эта тактика была стара как мир для командира – рисовать картину мужества и исключительности своих людей, и все же она почти каждый раз оказывала свое волшебное действие на рядовых. Он не мог не задаваться вопросом, что же такого в этом призыве, что он так легко воодушевляет военных, в то время как гражданскую аудиторию обычно убедить гораздо труднее. Что бы это ни было, он был рад, что это облегчило ему жизнь.

Когда все покинули территорию, он осмотрел тех, кто отдыхал в казармах, и приказал им погасить лампы и немного поспать. Затем, выполнив свои обязанности, он отправился к «Собаке и Оленю», полный надежды найти там Клавдию, Луция и Петронеллу вместе с Порцией и, возможно, узнать что-нибудь еще о судьбе Макрона. Шлем он не снимал, чтобы встретившиеся патрульные признали в нем офицера, прежде чем у них возникнет соблазн прирезать его в порыве чрезмерного исполнения приказа наместника.

В обычных условиях Лондиниум представлял собой исследование контрастов, но этой ночью контраст, казалось, перешел в хаос. На некоторых участках улиц было тихо и темно, в то время как в других местах горели пожары, и цепочки граждан передавали ведра с водой, набранной из корыт и колодцев, чтобы потушить пламя. Несколько его людей из патрулей помогали, в то время как их товарищи охраняли город от любых банд преступников, которые могли причинить неприятности. Отправляясь в путь, Катон предпочитал идти один, но время от времени он замечал движение и бормотание, поэтому старался держаться подальше от узких переулков, отходящих от главных улиц. На полпути к трактиру он остановился, чтобы взять у одного из встреченных патрулей факел, и оставшуюся часть пути держал его наготове, используя колеблющееся пламя, чтобы освещать себе дорогу и давать знать мародерам о приближении солдата.

Двери и окна трактира, выходившие на улицы, расположенные по обе стороны перекрестка, были заколочены, в щелях между крепкими бревнами виднелся слабый свет. Обогнув угол и спустившись по улице ко входу во двор с обратной стороны, Катон проверил засов, но с дальней стороны ворота были заперты. Он погасил факел в сточной канаве, проходившей по центру улицы, и перебросил железную скобу через стену, после чего взобрался наверх. Перевалившись через верх, он спустился во двор и поправил сползший вперед шлем.

- Стой на месте, а то выпотрошу! - раздался рядом голос.

Катон отступил к стене на случай, если в темноте затаились еще люди. Он выхватил меч и держал его наготове.

- Убирайся отсюда! - прорычал голос. - Сейчас же! Мы не дадим тебе другого шанса... Уходи, пока я не приказал своим людям разобраться с тобой!

В словах прозвучала фальшивая нотка, и Катон понял, что говорящий блефует, и что он один. В голосе было что-то смутно знакомое, и он вспомнил немного нервного и не шибко умного человека, который работал у матери Макрона и иногда согревал ее постель.

- Денубий, это я, префект Катон. - Он улыбнулся. - Ты можешь отозвать своих людей.

- Префект Катон? - с инстинктивным подозрением отозвался тот. - С вами кто-нибудь есть?

- Я один. Как и ты.

Из мрака появилась фигура с крепкой дубиной в правой руке. - Слава богам, это вы, господин. У нас столько хлопот с тех пор, как пришло известие о Камулодунуме. - Облегчение в голосе Денубия сменилось печалью. - С тех пор мы скорбим по центуриону и остальным, господин.

- Другим? Ты имеешь в виду Аполлония?

- Да, господин. О нем и мальчике, Парвие.

Катон вспомнил немого мальчика, которого Макрон и Петронелла, взяли к себе в дом и воспитывали как сына. Парвий играл с Луцием, который боготворил старшего мальчика. В голове зашевелился насущный вопрос. - Что с Клавдией Актэ, Луцием, Петронеллой?

- Все в безопасности, господин, и внутри. Ты знаешь дорогу. - Денубий махнул дубинкой в сторону двери через двор, которую Катон помнил по предыдущим визитам в трактир.

- А ты не пойдешь со мной?

- Пока нет, господин. Я буду дежурить здесь до полуночи. Тогда все успокоится. По большей части.

Катон вложил меч в ножны и похлопал пожилого мужчину по плечу, затем пробрался через мощеный двор в дальний угол и нащупал железную задвижку. Петли заскрипели, когда дверь открылась внутрь, открывая короткий узкий коридор, тускло освещенный масляной лампой, свисающей с кронштейна. Дверь в конце зала была закрыта, но мгновение спустя Катон услышал женский голос, доносившийся с дальней стороны.

- Денубий? Что-то не так?

Он закрыл дверь во двор и направился по коридору. - Все хорошо.

- Кто ты? - требовательно спросила женщина. - Где Денубий?

- Дежурит во дворе. Это я, Катон. Впусти меня, Порция.

- Катон? Катон!

Раздался скрежет отодвигаемых засовов, затем дверь распахнулась, и на пороге появилась мать Макрона, выглядевшая еще более худой и хрупкой, чем он когда-либо ее видел. Но в ее глазах был блеск, а на губах – радостная улыбка. - Волею судеб это ты. Входи! Заходи внутрь, мой мальчик.

Она отошла в сторону, и Катон, нырнул под дверную раму, вошел в главный зал трактира, когда Порция закрыла дверь и задвинула засов на место. Перед ним находился тяжеловесный прилавок, а за ним – открытое пространство, которое раньше было заставлено столами и скамьями. Теперь эта грубая мебель была сложена у двери и окон, выходящих на перекресток. В центре комнаты остался только один стол, за которым сидели две женщины лицом друг к другу, над мисками с тушеным мясом и кубками, наполненными вином. Молодая женщина с темными волосами длиной до плеч оттолкнула скамью и вскочила, бросившись через всю комнату в его объятия. Она прижалась лицом к чешуйчатой броне его лорики, а ее руки обняли его за спину, крепко притягивая его к себе.

- Катон, любовь моя... Ты в безопасности!

Обняв ее и вдыхая ее запах, он наклонился, чтобы поцеловать ее макушку, и почувствовал знакомую легкость в сердце и всплеск непреодолимой привязанности, поднявшейся из глубины его души, когда он прошептал: - Клавдия, моя дорогая...

Они долго обнимали друг друга, прежде чем отстранились, чтобы посмотреть друг другу в глаза.

- Я слышал новости о Камулодунуме, - сказал Катон. - Я надеялся, что вы все сбежали,