Книга Очерки русского благочестия. Строители духа на родине и чужбине - Николай Давидович Жевахов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возвращаясь однажды поздно вечером из театра по одному из ярко освещенных парижских бульваров, Николай Николаевич заметил на тротуаре, подле фонарного столба, какую-то маленькую книжку, лежавшую развернутою, переплетом вверх и покрытую грязью. Наклонившись, он бережно взял эту книжку, оказавшуюся Евангелием на русском языке, и, подойдя к фонарю, прочитал развернутые страницы, останавливаясь с особым вниманием на текстах, наиболее запачканных грязью. Один из этих текстов был особенно загрязнён и, прежде чем прочитать его, Николай Николаевич снял слой грязи перочинным ножиком. Этот текст гласил: «Иисус сказал ему: если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною» (Матф. 19, 21).
Николай Николаевич мгновенно как бы переродился. И тот факт, что он всегда возвращался из театра в крытом экипаже, а в этот раз, почему-то, пошел пешком, и чудесная находка русского Евангелия на одном из парижских бульваров, и подчеркнутый текст, покрытый грязью, – всё это до того взволновало Н. Н. Иваненка, что он залился слезами, увидел здесь призыв Бога и добросовестно и немедленно отозвался на него, выполнив буквально повеление Божие. Благодатное озарение, как ослепительный луч света, проникло в его сознание, осветило его скверну и в один момент переродило его. Ликвидировав свои дела за границей, разорвав все свои связи и знакомства, Николай Николаевич немедленно вернулся в Россию, где часть своих земель раздал бедным крестьянам, другую часть продал и вырученные деньги разослал по селам и деревням на постройку 34 храмов, а сам превратился в бездомного странника и стал проживать по монастырям, переходя из одного в другой, столько же для того, чтобы укрыться от славы людской, сколько и для того, чтобы оказывать материальную помощь тем обителям, где он находил себе приют. Ликвидировать миллионное имущество сразу было невозможно, и в течение нескольких последующих лет Николай Николаевич получал еще огромные суммы денег, какие раздавал нищим, вынимая из кармана пригоршнями золотые монеты и не сообразуясь с их количеством, вследствие чего его постоянно окружали толпы людей, и на этой почве рождались всякого рода недоразумения с монастырской братией. После этого Николай Николаевич оставлял свое прежнее местожительство и переходил в другой монастырь. Обращение Николая Николаевича к Богу последовало на 40-м году его жизни, и в течение свыше 20 лет он вел скитальческую жизнь бездомного странника, пока не поселился окончательно в Боровском монастыре Преподобного Пафнутия, куда прибыл, имея уже 63 года от роду.
Я имел счастье познакомиться с Николаем Николаевичем Иваненко в тот момент, когда он достиг уже вершин духовной мудрости, когда благодать Божия уже видимо почивала на нем и к его словам прислушивались и умудренные духовным опытом старцы, видевшие в нем «великого раба Божия». Мое общение с ним продолжалось 7 лет, вплоть до смерти его, последовавшей в 1912 году, за два года до начала мировой войны.
Привести в систему все мои беседы с Николаем Николаевичем, могущие вместе с его необычайными письмами составить «науку настоящей жизни» – почти невозможно. (Многое исчезло из памяти, переписка же с этим замечательным человеком погибла. Сохранились лишь обрывки воспоминаний в форме кратких суждений по отдельным вопросам и мои личные наблюдения, обязывающие меня не только сберечь полученное мною духовное наследство, но и передать его ищущим правды.
Подробности прошлой жизни Н. Н. Иваненка до его обращения к Богу, равно как и первые 20 лет после обращения, мне мало известны, и я не буду вовсе касаться этого периода его жизни, а остановлюсь только на последних 7 годах моего непосредственного общения с ним, приоткрывших мне совершенно новые области ведения, раньше мне незнакомые.
Нужно сказать, что влияние официальной церкви России в выработке религиозного миросозерцания и настроения ее пасомых почти ни в чем не выражалось и ничем не сказывалось. Люди, искренно томимые духовной жаждою, не удовлетворялись ни общением с представителями официальной церкви, ни тем, что выносили из уроков Закона Божия в средней школе, нравственного и догматического богословия в высшей. В обоих случаях пред ними были «учебники», набор схоластических знаний, абсолютно не пригодных не только для возгревания веры, но даже для удержания ее, и неудивительно, если специальные духовные школы «Духовные Академии» стали называться даже «могилами православия». При этих условиях религиозная настроенность русских людей держалась или на семье, бережно хранившей традиции рода и передававшей из поколения в поколение веру предков, или на общении с людьми «не от мира сего», с старцами и подвижниками, скрывавшимися в келлиях монастырей и обильно питавшими духовной пищей тех, кто прибегал к их помощи и назидался их беседами.
Как простонародье, так и интеллигенция в равной мере чувствовали потребность в духовном наставнике и руководителе, интеллигенция еще больше, чем простой народ, и искали его. Отсюда хождение по монастырям, ставшее бытовым явлением русской жизни. Насколько, однако, простой народ удовлетворялся наружным благочестием и немудреными беседами с старцами, утешавшими его в горе и дававшими ему наставления, полезные для житейского обихода, настолько интеллигенция, предъявлявшая к старцам более высокие требования, не всегда удовлетворялась такими беседами. В своем большинстве эти старцы, даже достигнув высот нравственного совершенства и стоявшие в духовном отношении неизмеримо выше образованной интеллигенции, были, всё же, простецами, действительно много знающими и еще более ощущающими Истину, но не способными передавать своих знаний языком, понятным образованному человеку. Это были почти святые люди, изливающие почивающую на них благодать Божию на окружающих, приводящие к раскаянию грешника и вызывающие умиление одним своим видом, но не умевшие рассказать, каким образом и какими