Книга Обреченные на вымирание - Деткин Андрей

на себя. Послушная машина плавно пошла вверх. Представил, что могло бы быть проснись я позже... Меня кинуло в жар.

- Ты, что? Заснул? - слева послышался ломкий со сна, встревоженный голос Андрея.

- Да, прости, - я громко сглотнул, нервно перебрал пальцы на штурвале и виновато покосился на Андрея. Он кряхтел и удобнее усаживался в кресле.

- Давай подрыхни, я порулю. Где мы уже? - сухо спросил он, не глядя в мою сторону.

- Скоро авианосец должен появиться там...

- Все, давай спи.

Я почувствовал, что штурвал зажил другой жизнью, отпустил рукоятки. Проснулся от мягкого толчка и звяканья канистр. Повертел головой - кругом сумерки, под днищем плескалось, самолет покачивало. Краешек красного солнца плавился на горизонте, пляшущая блестящая дорожка протянулась к нам.

- Что за аэродром? - спросил я осипшим голосом.

- Эгейское море, прибрежная зона. Правый мотор, Михалыч, чихает, глянь завтра.

Мы поужинали консервами, а в награду за продуктивный день, Андрей наградил нас пивом. За два прошедших дня столько случилось, сколько со мной не случалось и за всю жизнь.

- Откуда? - спросил я, откупоривая банку.

- Специально припас для такого случая.

Я вспомнил сцену на ферме, когда заговорили о выпивке. Тогда Андрей сказал: «Губа не дура. Кто ж от пива отказался бы», а у самого в сумке имелось. Ну да ладно.

Распахнув двери настежь, в одних трусах мы сидели в креслах, потягивали пиво, слушали плеск воды о поплавки и смотрели, как кровавый диск тонет и плавится в море.

- Знаешь, - сказал Андрей после некоторого молчания, - раньше, когда все было нормально и солнце было обычным, иногда шел с работы уставший, как скотина и мечтал чтобы Шурик и Светка уехали на время к матери под Воронеж. Сейчас приду, Шурка сразу с воплями набросится, начнет что-нибудь показывать, рассказывать, просить помочь сделать какую-нибудь хрень. Светка, конечно, сначала за стол посадит, а потом затянет про счета, планы, ремонты. Дверь, мол, скрипит, окно в спальной трудно закрывается, в магазин надо бы съездить - холодильник пустой, и работает как-то не так - вздрагивает и громко молотить. А-ай, думаю, чтоб все провалилось. Побыть бы одному недельку. А теперь, каждый миг, проведенный с ними вспоминаю, как сказку. Все бы отдал, только чтобы они рядом были.

Андрей замолчал, а потом спросил:

- Михалыч, у тебя семья есть?

- Неа, - ответил я и отпил из банки.

- Че так?

- Не сложилось как-то. Все казалось успею, на потом откладывал.

- Холостяк, значит. Одиночка. Сгинешь ведь, и вспомнить некому будет.

- Какой мне прок от чьей-то памяти.

- Говорят, мы живем, пока о нас помнят, - Андрей криво улыбнулся, посмотрел на меня.

Я посмотрел на него и ничего не ответил. Подумалось о незнакомке, в груди сразу как-то сладко заныло, заворочалось. «Может, и правда, еще успею».

Скоро Андрей заклевал носом, перебрался в хвост самолета и заснул. Некоторое время я сидел в одиночестве, всматривался в тускнеющую полоску, очертившую край моря, на зарождающуюся молодую луну. Лашка убаюкивающее покачивалась на волнах. Я чувствовал, как из меня утекают тревоги, спадает напряжение. Их место занимает покойная пустота, а по членам гуляет томительная слабость. Я прямо слышал благодарственный гимн тела. Сон пришел незаметно, я отрубился в кресле.

…Нас встретило хмурое утро. Самолет прилично шатало, дул крепкий ветер. Мы решили попробовать взлететь с неисправным двигателем и дотянуть до земли.

Волна не захлестывала с головой, но заставляла нервничать и с беспокойством посматривать на недружелюбное море. Некую уверенность придавала береговая линия, чернеющая в нескольких километрах к востоку. Двигатели завелись сразу и оба. Я прислушивался, и пока моторы прогревались, никаких подозрительных шумов не отметил. Они проявились позже, когда Андрей стал разгонять машину.

Я опасался взлета в неблагоприятных условиях и предпочел бы на низких оборотах дотянуть по воде до бухты. Но промолчал, оставил ситуацию на откуп более опытному пилоту. Нездоровый баритон, все в том же правом двигателе нарастали, а вместе с ними и мое беспокойство. Мы взлетели, неуверенно, грузно, словно жирный гусь.

Порывистый ветер толкал самолет в правый борт, как будто хотел опрокинуть. Спустя пятнадцать минут, под нами распростерся неприветливый скалистый берег. Темно-серая, почти черная лента дороги прорезала горы и тянулась вдоль побережья. На прямом участке Андрей посадил машину. Потом я возился с двигателем, а он, по большей части, отлеживался. Ничего примечательного в этот день не случилось. После обеда Андрей поменял повязку.

К вечеру я закрутил последнюю гайку на кожухе злоключительного агрегата, залил баки до «полного» и испытал двигатель. Сначала на малых оборотах на земле. Шумы исчезли, я осмелел и поднял ласточку в воздух. Пролетели над горной лощиной, на дне которой притаился небольшой городок. Точнее сказать бывший городок. С высоты птичьего полета виднелись остовы несущих стен над грудами обломков. На многих горных участках дорогу засыпало камнепадами. И везде безлюдье, планета казалась вымершей. Терпеливая природа постепенно подминала цивилизацию, отыгрывала реванш, ни капли, не сожалея о своих непутевых детях, кромсавших ее нещадно под себя сотни лет.

Набиравший силу сталактит мучительной тоски, оторвался и рухнул на дно пустой пещеры. Осколки разлетелись, смертный холод прошелся по телу, меня передернуло от озноба. Взирая с высоты на этот брошенный мир, стало дурно. Представил, что на всей земле я одна живая душа…

«Виной пасмурный день и скверное настроение. Вернемся к людям, все станет по-прежнему», - думал я, сажая машину на дорогу.

Решили вылететь завтра утром. Я заметил, что Андрей хромает меньше и это придало оптимизма.

Встали в семь часов, а через час уже летели над Турцией. Я украдкой посматривал на Андрея, пытался по выражению лица определить самочувствие. В уголке его губ торчала сломанная травинка - хороший знак. Он сидел в кресле пилота, вытянув ноги, скрестив на груди руки, и о чем-то думал. В молчании миновали исламскую республику, Черное море, показался украинский берег.

Двигатели работали ровно. Погода сопутствовала. Чем ближе подлетали к Курску, тем сильнее мы напрягали зрение и всматривались в горизонт. Ощущение дома грело. Скоро шасси коснулись посадочной полосы аэродрома "Восточный".

Самолет посадили у края взлетной полосы, ближе к военному городку. Невдалеке сплошной стеной высился густой лес. Он уже наложил «лапу» на аэродром и обещал в ближайшее десятилетие все здесь «прибрать». Экспансия протекала медленно, но неумолимо: ветер наметал на серый