Книга S-T-I-K-S. Паломник - Валерий Сопов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Впрочем, — прервал сам себя сектант, — я чересчур увлекся. С тех пор прошло невероятно много лет, а до сих пор помню малейшие детали тех своих первых дней в Улье.
Но возвращаясь к вопросу о языке. Все иммунные, попавшие в Улей, получают свой Первый Дар в виде возможности понимать любых других иммунных.
— Более того, открою вам тайну. Если вы на том же пактайском диалекте обратитесь к человеку в первые же минуты появления в Улье, когда нет еще ни малейших признаков перерождения, то иммунный вас прекрасно поймет. А его сосед, которому суждено стать неразумным дитятею стикса, недоуменно пожмет плечами. При том что внешне между ними не будет никакой разницы.
— Ни хрена себе, — ошеломленно пытался собрать разбегающиеся мысли в кучу Паломник. Возможность вот так вот запросто, безо всякого труда, отличить будущего иммунного от будущей твари стикса представляла из себя невероятную ценность. Правда лично для инвалида, это не имело особого практического смысла. И тем не менее, на этом фоне даже понимание того, что тип в капюшоне, которому по самым скромным прикидкам никак не меньше трех тысяч лет, и все это время он проживает в Улье, приобретая и развивая многочисленные Дары Улья, уже давно не человеком, так, разве что оболочка прежняя сохранилась, не слишком потрясало.
Впрочем, сектант тут же обломал блестящие перспективы Паломника, прикидывающего как выторговать за эти знания у людей заинтересованных нечто очень ценное. Культист между делом заметил, что экспресс способ определения иммунных должен остаться их маленькой тайной. В противном случае намекнул на не слишком-то благоприятные для инвалида последствия. Что-то там из категории костров и крестов.
— Ну и черт с ним, — не слишком-то и огорчился Паломник. Сообразив, что суахили все равно не знает, а его немецкие: «Хенде Хох» и «Нихт хлеба, нихт арбайтен»,способны привести в полное недоумение не только зараженных, но и иммунных. Так что черта лысого одного от другого отличишь.
— Жаль, что я историю Древнего Мира плохо знаю, посетовал Паломник. Думаю даты правления Тумоса Третьего должны быть известны. Смог бы прикинуть, как долго этот тип в капюшоне тут небо коптит.
— Седьмая династия. Пятнадцатый век до нашей, вернее до вашей эры, — подсказал сектант, который судя по всему все это время мониторил мысли Паломника.
А вы, кто сами будите? Наверное жрец при фараоне. И, если не секрет, то как сейчас поживает сам Тумос Третий? — поинтересовался у собеседника Паломник.
— Мой господин вместе со всей своей охраной погиб в первые же дни после попадания в Улей. Попытался убить элитника, решив что это очередное испытание на дороге в царство Осириса. А я не жрец. Был судьей и, пожалуй, судьей и остался.
И вы что, все это время так в этих местах и жили. Наблюдая, как по пустынной лесостепи бродят мамонты, которых преследуют неандертальцы? А потом возникают первые поселения и в конце-концов города?
— Да, с историей у вас и вправду все запущено, — огорченно цокнул языком сектант. Я хот и достаточно стар, но хочу обратить ваше внимание что мамонты, как впрочем и неандертальцы вымерли гораздо раньше, где-то сорок тысяч лет тому назад.
— И нет. Я вместе со своим господином, появился очень далеко отсюда. На условном юге. В пустыне среди песков. Вот только тамошние условия жизни показались мне не слишком-то приемлемыми. И со временем перебрался севернее.
— Ага, -внезапно сообразил Паломниек. — Значет стикс копирует не только отдельные земные кластеры, но и размещает из на своей поверхности с привязкой к географическим координатам. Надо понимать, что где-нибудь, далеко на юге, появляются пигмеи, а на юго-востоке бродят слоны и йоги.
— Не исключено, — согласился его собеседник. — Временами вам свойственно проявление аналитического мышления. Странно, что вы до сих пор передвигаетесь в инвалидной коляске.
И прежде, чем инвалид успел открыть рот, добавил:
— На этом нам пора прощаться. Вам сюда. Этот путь приведет вас в нужное место. В ходе разговоров собеседники как-то незаметно вышли из рощи и оказались вблизи заброшенной асфальтной дороги, тянущейся по краю леса.
— Засим прощаюсь. Ваша теория, касательно смысла Улья, представляется мне в меру разумной, но требующей значительной доработки. Возможно нам еще представиться случай продолжить эту беседу.
— Чур меня, — чуть было не ляпнул вслух Паломник, но в последнюю секунде удержался. При том отчетливо понимая, что и эта его мысль, стала достоянием сектанта.
— И да, я могу вылечить твои ноги, с тем чтобы ты получили возможность ходить. Но не стану этого делать. У тебя самого, без помощи того же Великого Знахаря, есть все необходимое для того, чтобы встать и пойти. Ну а если ты окажешься совершенно тупым, так и быть помогу. Но и за это будешь должен. Куда только подевался рафинированный интеллигент, изъясняющийся высоким слогом. На его месте вновь появился условный «Седой», живущий по принципу: Ты мне — я тебе. Причем, всячески старающийся ограничиться лишь первой частью этой формулы.
С этими словами Сектант просто исчез. Самым натуральным образом исчез. Прямо на глазах у Паломника.
— Фокусник чертов, — чертыхнулся инвалид, правда не раньше, чем отъехал от места расставания по дороге, представляющей из себя сплошные рытвины с редким вкраплением асфальта, на пол километра. При этом переживая, не слишком ли рано он начал думать о сектанте все, что тот, с точки зрения Паломника, заслуживает.
Потаенный смысл слов сектанта, о том, что у него, безо всяких Великих Знахарей, есть все необходимое для того чтобы ходить, Паломник осознал тремя днями позже.
Он остановился на отдых в выморочной деревне, наличествующей десяток покосившихся изб, с тем чтобы немного передохнуть и в очередной раз все взвесить и обдумать. В том числе и вдумчиво проанализировать встречу с сектантом. Если инвалид ничего не перепутал, вспоминая писульку от Монарха, то кластер, в котором он сейчас прибывал, обновился лет пять тому назад, и еще три года должен был бы простоять без изменений. Сама же деревушка, судя по состоянию жилого фонда, насчитывала никак не меньше ста лет, и была покинута своими обитателями еще в прежнем мире. Больше всего это напоминало Поморскую деревню, с почерневшими от времени вековыми срубами и обязательными атрибутами в виде забытых прялок и огромными русскими печами. В пользу этого предположения говорила и низкорослый лес северного толка с корявыми березками и елками. Против — отсутствие морского побережья или хотя бы узкой и бурной нерестовой реки, бегущей в сторону отсутствующего моря.
В любом случае опасаться тварей стикса в этом месте не приходилось. Все живые, захваченные переносом и при этом способные худо бедно, передвигаться, давно уже отправились в места более богатые, с точки зрения прокорма. А пришлым тем более здесь нечего было ловить.
К серьезным недостаткам этого места следовало отнести, разве что отсутствие в домах приличных кроватей. Так что Паломнику пришлось обосноваться в доме, которые не угрожал обрушением от малейшего шума и спать, уподобляясь своим предкам, на самой настоящей печи. Пусть и использованной по назначению в последний раз еще в прошлом веке. Печь он топить не стал, хотя проблема дров легко решалась при наличии леса у околицы и меча джедая. А ограничился неплохими сух пайками для офицерского состава, найденными в рюкзаке, прихваченном из микроавтобуса Лихого. Помимо продуктов там еще обнаружился запасной комплект одежды, и самое главное пять гранат, а также армейский бинокль с дальномером. Последняя находка невероятно обрадовала Паломника. И в то же время здорово огорчила. Поскольку заставила задуматься о том, как много он потерял, не проведя тщательный шмон рейдеров из Бутырки.
Все это время инвалид пытался понять сокровенный смысл последних слов культиста, касательно того, что ничего не мешает ему встать и пойти. Кроме как воспоминаний о многочисленных шоу из прежнего мира, прославляющих мошенников, одним своим прикосновением исцеляющих больных, заставляющих паралитиков ходить, а незрячих видеть, в голову ничего не приходило.
— А давай будем считать, что я совершенно тупой, — мысленно обратился Паломник к сектанту. — И буду должен. За такое ничего не жалко. Так что помогай! Хотя бы намекни, в чем прикол.
Откровение пришло к нему практически сразу. Виной
