Книга Пробуждение троянского мустанга. Хроники параллельной реальности. Белая версия - Андрей Иванович Угланов

твоей переводчицей.

– Не скажу, – пообещал он. – Хочу быть на твоем выступлении.

– Я не музыкант, а директор – заселить, расплатиться, проследить за отъездом, подписать договоры, организовать гастроли. – Она собиралась и дальше перечислять свои обязанности, но он ее прервал:

– Сяо Пьяо, дорогая, какая разница!

Китаянка бросила взгляд на часы и развела руки в стороны:

– Всё! Побегу. У вас нет надписей на английском, а по-русски понимаю только я. Мои «балалаечники» без меня как без рук! Всех размещу, и поедем на репетицию. Вечером встретимся в театре, на концерте, там и поговорим!

Она чмокнула его в щеку и пошла к рецепции. Там ее ждали, смотрели и прислушивались к их разговору молча и с любопытством. Андрей вернулся к лифту и уехал на последний этаж, в свои апартаменты, где в будущем намеревался встретить глубокую старость и даже умереть.

Вечером сказочно разбогатевший при Михаиле Горбачеве «вдовец при живой жене» пришел на концерт. В фойе были расставлены инструменты спонсора фестиваля фирмы «Ямаха». Народ в Сочи музыкальный, и, ожидая третьего звонка, одна из зрительниц сидела за мини-роялем и наигрывала тему Максима Максимовича Исаева из «Семнадцати мгновений весны». Андрей вспомнил Калугина. Он исчез из его жизни в тот головокружительный год, когда он познакомился с Аллой. Говорили – сбежал в Америку. А тетка все тыкала и тыкала одним пальцем по клавишам: «Боль моя, ты покинь меня…» Очень похоже на провокацию. Как после такого слушать китайское?

Он не успел развить эту мысль. Из толпы к нему выскочила «маленькая Пьяо». Схватила за руку и потащила через боковой вход в директорскую ложу. На ней было черное вечернее платье с глубоким вырезом на спине, волосы собраны в пучок и проколоты шпильками со стразами. Туфли на высоком каблуке – одним словом, заморская императрица в деревенском клубе. Она затащила его в ложу бенуара, они уселись в кресла, обитые красным бархатом. Больше в директорской ложе не было никого. Сцена лежала прямо перед ними. Десятки одетых в черные костюмы музыкантов уже сидели тремя рядами на стульях, перед каждым – пюпитр с нотными листами. Кто-то настраивал скрипки и продувал трубы, кто-то разглядывал картинки в смартфонах и строчил эсэмэски. «Солисты Москвы» Юрия Башмета сидели справа на сцене, прямо перед директорской ложей. Хоть руками трогай. Китайцы слева. Наших заметно больше, чем китайцев.

– А говорят, что китайцев больше, чем нас. Врут, как всегда, – пошутил Андрей.

– Я всех привезла, – ответила китаянка, и они громко засмеялись. Музыканты обернулись в их сторону. Но в этот момент на сцену вышел знаменитый альтист Юрий Башмет. Как всегда, весь в черном, с растрепанными с сединой волосами. В черных очках с круглой оправой. Его изящный, наглухо застегнутый сюртук больше походил на прекрасно отглаженный халат с двумя прорезями для карманов. Халат начинался чуть выше коленей и заканчивался глухим стоячим воротником. Маэстро занял место за дирижерским пультом, отвалил несколько поклонов в ответ на аплодисменты, повернулся спиной к залу и взмахнул дирижерской палочкой.

– Решил наказать Красный Китай Григом, – хихикнула китаянка.

Открывая концерт в южном городе Сочи, Башмет на самом деле удумал отрезвить отдыхающих и китайцев из солнечного Гонконга напоминанием о суровых «северАх». Для полного погружения выбрал прелюдию Эдварда Грига к его же сюите «Из времен Хольберга». Так сказать – оду северному льду и пламени. Гимн трудной любви норвежских оленеводов и горных королей. Китайцы на сцене нахохлились, словно на самом деле повеяло холодом. Перестали листать нотные листы на пюпитрах и призадумались. На их коленях лежали дудочки, барабаны и мелкие круглые мандолины, из которых выдавить похожую норвежскую мощь было невозможно. Но всякая беда кончается. Наступают радостные минуты.

– Готовься к тяжелому испытанию, будет «Песня генерала», – вновь промурлыкала в ухо Андрея «маленькая Пьяо». – Китайцы обожают смычковые и дудочки. Для вас – сплошной скрип и свист. Имей в виду – дирижер Ян Хуайчанг в прошлом военный. Репертуар выбирает сам.

Китаянка откинулась на спинку кресла и достала из сумочки смартфон. Она слышала и видела все номера военного дирижера из Гонконга тысячи раз и уставилась в экран читать многочисленные эсэмэски. В темноте зала ее «Хуавэй» нестерпимо свербил правый глаз Андрея ярким пятном, и он наклонился вперед, опершись о покрытый бархатом барьер, отделяющий ложу от сцены. Китайские музыканты не торопились и принялись настраивать инструменты. Под их писк четким строевым шагом на сцену вышел китайский дирижер. Важно поклонился публике и повернулся к своим. Как и г-н Башмет, был одет во все черное. Его легкий сатиновый фрак казался заметно длиннее шелкового фрака г-на Башмета. Китайцы продолжали настраивать мандолины.

– Что же они раньше не настроили? – наивно спросил Андрей.

– А куда торопиться? После Грига им нельзя ударить в грязь лицом. У вас так говорят? – она отвечала, не отрываясь от смартфона.

– Так.

– Иначе на родине не поймут и накажут юанем, – она продолжала вспоминать русские обороты речи.

Тем временем китайцы собрались с духом, Хуайчанг взмахнул руками, и громыхнули барабаны. Сяо Пьяо пыталась называть Андрею китайские инструменты. Сквозь непривычный музыкальный шум он кое-что слышал и удивлялся несоответствию сложных китайских названий совершенно простой внешности. Звучали цитры, похожие на украинские гусли. Их струны щипали пальцами и водили по ним смычком. Часто в какофонию звуков вмешивались домры юэцинь, бамбуковые флейты дицзы и арфа кунхоу. Китайская арфа напоминала обычную, но, если присмотреться, было видно, что арфистка играет на двух рядах струн.

Преобладал скрипящий звук двухструнной скрипки эрху с зажатым между струнами смычком, бьющий горохом по ушам барабан сюаньгу, установленный в треножнике. Так начиналась «Песня генерала» – сурово и тревожно. Но скоро он победил, двухструнные скрипочки освободились от ударных и вместе с бамбуковыми флейтами перешли к радостному рассказу о мирных буднях. Затем вновь барабаны, скрипочки впадают в истерику… Привыкший к незамысловатым «Белым розам» и «Седым вечерам», Андрей окончательно запутался. Мелодическая тематика отсутствовала напрочь. В его мозг хлынули музыкальные иероглифы, где каждый проход смычка и удар в барабан символизировали непростые поступки генерала. Андрей зажмурился. Жизнь китайского военнослужащего реально вспыхнула в его воображении. Казалось, он начал понимать музыкальные иероглифы, хотя на самом деле их не существовало. Повеяло запахом крымской лаванды. Закружилась голова, и защемило в паху, как бывало, когда он смотрел вниз с огромной высоты. Он вздрогнул и стряхнул с себя наваждение. Сяо Пьяо невозмутимо сидела рядом, продолжая активную жизнь на пару со смартфоном.

Тем временем сложная «Песня генерала» приблизилась к развязке. Добрая сочинская публика устроила овации.

– Отмучились, – произнесла Сяо Пьяо и отправила смартфон в