Книга Февраль - кривые дороги - Нина Артёмовна Семёнова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А я смотрю — из под маскхалата немецкая шинель. Они увидели нас — и из пулемета. Еле мы убежали. А в это время наш отряд уже снялся из деревни и ушел за Западную Двину. Два дня после мы свой отряд искали, еле нашли. Кочубей со слезами на глазах нас встретил. Он уже думал, что мы погибли.
А потом во время одного боя мы опять от своих отбились: я, Белоусов, Кисляков. Искали, искали, никак не можем найти отряд. Ну, думаем, чем попусту по лесам рыскать, давайте свою группу сколачивать. Связались с лагерем военнопленных в Смоленске, стали привлекать их на свою сторону.
Когда наш отряд окреп, стали прощупывать полицейские гарнизоны. В деревне Шанталово Монастырщинского района стоял большой гарнизон. Мы подползли близко к деревне, остановили старушку — она за хворостом в лес шла, порасспросили. Такая старушка смышленая оказалась, рассказала все и даже на снегу расчертила, где казарма у них, где дзоты, укрепление. Мы ночью налетели и разгромили полицаев. Забрали много продуктов и ушли, а назавтра к нам из этого гарнизона пришло двенадцать полицаев, сами сдались.
Мы не знали, что к этому времени наш отряд «Победа» влился в особый партизанский полк «Тринадцать», которым командовал Герой Советского Союза Сергей Владимирович Гришин.
Вообще было очень радостно, когда мы встречались с другими отрядами, подрывными группами других партизанских соединений.
И тут как раз в Темном лесу мы встретили Матяша из полка Гришина. Матяш со своим батальоном выполнял специальное задание, ну, мы присоединились к нему. Матяш распределил нас по ротам, словом, одной семьей стали. А тут недалеко от Темного леса располагался большой гарнизон полицейских. Этот гарнизон специально готовился к разгрому партизан. Мы не стали ждать, пока он выступит, и сами ударили. В гарнизоне был один военнопленный, в полиции служил, с нами связь держал. Мы договорились, что он выведет из строя миномет. Пошли громить гарнизон, а навстречу нам — миномет. Отошли. Только потом узнали, что немцы заподозрили этого военнопленного и расстреляли, а возле миномета поставили другого часового.
Раз нам так не удалось, мы решили схитрить. Нарубили воз хворосту, сверху партизанку посадили в гражданской одежде, а под хворостом трое партизан с гранатами спрятались. Условный сигнал у нас был: как только раздастся взрыв гранаты, мы идем в атаку. И вот слышим — взорвалась граната, мы бросились на прорыв. Ворвались в центр деревни, к. штабу, Дверь открыли, и полицейские на нас гранатой. Еле успели дверь закрыть. Граната взорвалась в доме. Казарма загорелась. А вместе с ней сгорели полицейские, что спрятались в подвале.
Через несколько дней пришел от Гришина связной с приказом Матяшу вернуться в полк «Тринадцать».
Мы стали на марш и через двое суток явились в полк. И здесь я узнал, где стоит отряд Кочубея. Я туда. Подхожу, а на часах стоит девчонка, махонькая такая, я ее раньше не видел в отряде.
«Стой, — говорит, — руки вверх».
«Да ты что, сумасшедшая? Я в свой отряд вернулся, а ты с автоматом на меня?»
«Руки вверх!»
Я расхохотался, смешно мне. Она тоже не выдержала, улыбнулась. Я говорю:
«У, бронебойная!»
А она все равно не пропускает, и все тут. На мое счастье, сам Кочубей вышел:
«Витька, неужели ты?»
Обнялись мы, расцеловались, я стал про всех ребят расспрашивать, и вдруг слышим, плачет кто-то. Посмотрели, а это девчонка. Сидит на пороге, автомат на колени уронила и ревет.
«Ты чего?»
Молчит, только еще пуще заливается. Вот чудачка…»
А ЕСЛИ ЭТО ЛЮБОВЬ?
— А вы знаете, отчего я плакала? — говорит Нина Котова. — От обиды. Я его, можно сказать, люблю, а тут чуть не застрелила.
Нина, как ты попала в отряд?
— О, это был долгий путь. Когда пришли фашисты, я была в Гжатске. И вот стали поговаривать, что всю молодежь немцы будут угонять в Германию. Вначале я не испугалась, потому что мне было пятнадцать лет, а в Германию угоняли с шестнадцати. Но все-таки стала прятаться в подвале. Целую неделю пряталась, надоело уже, дай, думаю, вылезу. Только вылезла — немец на порог, принес повестку и заставил меня расписаться.
После этого мне ничего не оставалось, как явиться с вещами к назначенному месту сбора. Мы знали, что тех, кто уклонялся от явки по повестке, фашисты расстреливали. Мама собрала мне маленькую котомку, положила в нее белье да немного хлеба, больше дома ничего не было, и со слезами проводила. Но я дала ей слово, что в Германию ни за что не поеду, все равно с дороги убегу.
Выстроили нас на площади человек двести пятьдесят, вокруг стояли мамы и цеплялись за своих детей. Тогда немцы стали стрелять в воздух, но и это не помогло, и фашисты дали несколько очередей прямо по колонне. Послышались крики, стоны, и колонна, подгоняемая прикладами, тронулась в путь. У меня до сих пор стоит в глазах мама, как она со слезами и рыданиями рвалась ко мне, я кричала ей и утешала. И не плакала, потому что злость и ненависть к проклятым убийцам заглушили все.
По обеим сторонам колонны шло сильное охранение: немцы боялись, что мы разбежимся. По пути нас заставляли расчищать от снега дороги, а на ночь размещали по деревням, по двадцать — тридцать человек в хату, а возле хаты стояли немецкие часовые и никого на улицу не выпускали, даже по нужде. Кормили нас впроголодь, многие заболевали и умирали прямо в пути.
И только под Витебском мы стали замечать, что охрана наша ослабла. Немцев уже не было, а только одни полицейские, и нас уже не заставляли чистить дороги, а все быстрей гнали на запад. И тогда мы решили бежать.
К тому же мы узнали, что в Мстиславле нашу группу предполагают погрузить в вагоны для отправки в Германию. Значит, надо было торопиться. Бежать нас собралось десять человек: восемь ребят и две девчонки. В ночь нашего побега на небе не было ни одной звездочки, природа явно нам сочувствовала и помогала. С вечера меня охватило беспокойство: вдруг ребята раздумают нас взять с собой и уйдут одни. Но ребята оказались надежными, они сначала выследили, где стоит охрана, а потом пришли за нами. Мы тихо прошли мимо часовых, незаметно ушли в лесок недалеко от деревни. Потом мы разбились на группы по два человека, чтобы легче было пробираться к себе домой. Мы с Лизой Иконниковой распрощались с ребятами и пошли
