Книга Башмаки на флагах. Том 4. Элеонора Августа фон Эшбахт - Борис Вячеславович Конофальский

всё это понимал и говорил:

— Если не сложится у нас, обещаю, что за гарнизоном я вернусь и выведу его к реке.

Офицеры переглядывались и молчали. А Волков никого не подгонял, пусть все подумают как следует, вопрос-то важный. И полковник Эберст не выдержал:

— Ну, вижу я, что других достойных, кроме меня, тут нет, — полковник Эберст усмехался.

Брюнхвальд и Кленк благоразумно промолчали, а вот генерал был честен и прямолинеен:

— С полковником Брюнхвальдом я уже не первый год, мне с ним привычно, капитана Кленка с его разбойниками я тут не оставлю, лучшей кандидатуры в коменданты кроме вас, полковник Эберст, мне не сыскать. Отберите себе четыре сотни людей из своего полка, забирайте всех своих арбалетчиков, запирайтесь в цитадели с едой и ждите меня, я буду через пять дней. Скажите своим людям, что я буду через пять дней, кто бы ни пришёл из врагов и с какой армией ни пришёл бы, я сюда вернусь через пять дней. И чтобы они не волновались, я оставлю вам кулеврины. За ними-то я обязательно вернусь.

Теперь Эберст стал готовиться, стал отбирать себе людей, собирать провиант, дрова, болты, порох, ядра для кулеврин. Брал с запасом, никак не на пять дней. И правильно, офицер должен предвидеть всякое. И худшее в том числе.

Волков же велел собираться, но сначала готовить хороший обед, чтобы люди дотерпели до следующего утра, так как идти он собирался до темноты, до ночи, и поутру хотел выйти ещё с темнотой. Он очень торопился и сделал до привала почти две трети пути.

Глава 23

Ещё до зари, когда солдаты наспех ели, а возницы и кавалеристы занимались лошадьми, он уже был готов и звал к себе фон Реддернауфа.

— Ждать нас нет нужды, майор, идите вперёд, поспеете туда ещё до заутрени. В бой не лезьте, главное — разузнайте, что там да как, взял ли враг лагерь, нет ли, где он, сколько его, а когда мы подойдём, так и начнём дело.

Фон Реддернауф кивал: да, понял. Понял.

— Оставьте мне пятьдесят человек для разъездов, а сами вперёд выступайте без обоза. Поторапливайтесь, но так, чтобы лошадей не замордовать.

— Только напою коней и сразу выйду, — отвечал кавалерист.

Так он и сделал, ушёл быстро, когда ещё не рассвело.

Дорога была известна, да ещё шла от гор к реке, Пруфф всего один раз перезапряг лошадей, так что шли весьма бодро. Ещё полудня не было, когда подошли к лагерю. Сердце отлегло. Капитан Нейман ни убит, ни ранен не был, лагерь был цел. А враг стал отходить даже раньше, чем тут появились кавалеристы фон Реддернауфа. Видно, выставлены у них были дозоры и предупредили их о подходе врага. Кавалеристы лишь видели хвост колонны, но атаковать не стали. Генерал не велел.

А лагерь-то выстоял. И опять тому причиной была его назойливая тщательность, его придирчивость и докучливость. Солдаты не очень-то любят усердствовать. А офицеры идут у нижних чинов на поводу, не хотят их принуждать. А вот он всех изводил своими пожеланиями и придирками к сделанной работе. Вот и стоит лагерь, и люди в нём живы, и провиант с телегами и лошадьми цел. Два штурма форт выдержал, и восточную стену горцы поджечь толком не смогли, потому как ров глубокий.

— Два штурма было, — рассказывал капитан, — и когда первый раз пришли, то уже шли с лестницами, фашинами и досками, ров закидывать. Уже готовы были. Внезапно начали, думали нас врасплох взять.

— Это были те, которых мы из лагеря выбили? — спросил Карл Брюнхвальд.

— Да, ваши арбалетчики говорили, что знамёна те же, офицеры те же. Видно, хотели исправиться.

— Провиант они хотели сжечь, — сказал Волков, это ему ясно было, как день Божий. — Потери у вас большие?

— Большие. В основном от арбалетов, горожане пришли, человек триста пятьдесят, из них двести арбалетчиков. Замучили нас болтами. Убитых немного, человек семнадцать с утра было, может, уже и ещё кто помер, а вот раненых очень много, девять десятков. Одолевали нас арбалетчики, из-за тына головы не высунуть было. Хорошо, что пушки мне оставили, они выручали. Пару раз попали неплохо по сволочам.

— Многих побили за два штурма? — спрашивал Кленк.

— Думаю, что столько же. Сотню, наверное. Или, может, даже меньше. У них-то арбалетчиков было три с половиной сотни, а у меня едва семь десятков, — оправдывался капитан Нейман.

— Вы молодец, — произнёс генерал, — упрёка для вас нет. Это мы отпустили врага из лагеря, а кавалеристы его потом не нашли, я думал, что они на юг ушли. А они тут были, поблизости…

Он замолчал, задумался.

Да, Нейман был молодец, но что ему теперь делать? Потери, потери, потери — его армия таяла прямо на глазах. Теперь гарнизон лагеря нужно пополнить, а где взять людей? Кроме как из рот, так больше и негде.

Тут теперь ещё сотню придётся оставить, в Висликофене четыреста человек. А если ещё город взять, ещё гарнизон ставить, так у него в ротах почти ничего не останется. Как воевать? Он не думал, что такие большие гарнизоны везде оставлять придётся. Нужно было ему пополнение. Можно, конечно, Мильке отправить во Фринланд людей собирать, хоть пять сотен набрать, деньги есть, денег горы, но три дня туда, две недели там, три дня обратно — три недели, а лучше считать, что месяц, на то уйдёт. Месяц! Это при том, что у большей части его людей контракт закончится через два месяца. И продлять они его не захотят, потребуют добычу взятую раздать и домой их отпустить. Получается, что нет смысла и начинать новый набор, только деньги впустую потратить.

В телеге рядом мешки с горохом, а из одного мешка торчит арбалетный болт. Много болтов валяется на земле тот тут, то там.

На телеге рядом рубаха в почерневшей, засохшей крови. Он подходит к телеге, вытаскивает из мешка болт. Держит его в руке, смотрит на него:

«Мелликонцы, вероломные твари. На ласку злобой ответили, они ещё Брюнхвальда избивали, с того всё и началась. Они зачинщики распри, они! Что ж, будет вам и моя злоба, горная сволочь, чести не ведающая. Впрочем, когда это горцы честь знали? Не было такого! Вот и с ними церемониться нечего».

Он увидел перевёрнутую лавку, поднял её и сел:

— Мильке!

— Да, господин генерал.

— Покличьте с того берега баржи, пусть раненых туда заберут. Тут им делать нечего, а там мой монах с лекарями.

— Будет исполнено.

— Господа, — он смотрит на Кленка,