Книга Те, кого нет - Андрей Анатольевич Климов

брат так упорно вдалбливал ему в башку инструкции, заставляя все заучивать наизусть.

И хотя уже много лет после того, что случилось, между ними не было никаких контактов, Валентин время от времени наводил-таки справки через бикинских знакомых и знал, что Савелий, несмотря на поганый свой норов, прет и прет в гору. Не без помощи тестя, понятно. А напоследок, незадолго до выхода в отставку и на пенсию, был назначен курировать реализацию списанного армейского имущества по всему югу ДВО, и то были далеко не штаны хэбэ и не кирзовые говнодавы, вылежавшие на складах срок годности.

В один из тогдашних наездов в Бикин все и произошло.

Мелочь, в сущности, не о чем и вспоминать, но брат и его жена все восприняли слишком болезненно. У него и в мыслях не было. Просто сошлось одно к одному. Он в тот раз приехал взвинченный, напуганный, усталый, как пес, только что из неудачного рейса, нуждался в участии и утешении, а этих двоих понесло в тайгу, на охотничью базу, оборудованную в предгорьях, с какими-то шишками из штаба округа, которым вынь да положь крупную дичь.

Сами виноваты.

Разъяренный Савелий рубанул напоследок: «Вали отсюда, если хочешь быть цел. Все забудь, и нас в том числе. Иначе посажу, сгниешь на зоне. И на глаза мне больше не попадайся, вывихнутый, — ни здесь, ни в Хабаровске. Ни знать, ни видеть тебя не желаю. Езжай к Шурке, она с тобой всю жизнь цацкалась. Примет, дура, не мигнет. Штаны обмочит на радостях…»

Какое-то время он прокантовался в общаге, сделал несколько оборотов на своем сорок третьем скором и вдруг почувствовал: Савелий прав. На Транссибе он уже примелькался, было несколько инцидентов, а менять маршрут, таскаться в какой-нибудь Нерюнгри не имело никакого смысла.

Нет, с профессией Валентин расставаться не собирался. Наоборот. Через далекий город, в котором жила сестра и которого он почти не помнил, валил сплошной поток поездов на юг, набитых отдыхающими, и не было ничего проще, чем подкатиться к начальнику тамошнего резерва. Везде ведь одно и то же, исключений нет.

Работа найдется. Но главное — едут семьями, с мая по ноябрь, при деньгах, расслабленные, разморенные вагонной духотой, предвкушая, как оттянутся в Крыму, и все им по фигу, а значит, там постоянно в наличии то, в чем он нуждается, без чего уже никак не может обойтись. Доступное как нигде.

От одной мысли об этом он чувствовал, как напрягается и горячеет в паху.

С тем и уехал, а спустя несколько месяцев на новом месте все наладилось, и прошлое стало постепенно размываться в памяти. Он поселился у сестры, подал документы на перемену гражданства. Дело сладилось буквально за год — он-то, с какой стороны ни посмотри, был уроженцем Украины. А со временем и возвращение из рейса домой превратилось в маленький, но желанный полупраздник — у сестры и ее мужа подрастала девчушка-приемыш.

И если бы не та ошибка в скором Севастополь — Санкт-Петербург, о которой он до сих пор даже думать страшился, не то что обмолвиться, можно было бы считать, что жизнь вошла в колею. Была б его воля — стер бы весь этот файл в памяти одним-единственным нажатием кнопки. Но не вышло. Даже после того, как сменил направление и несколько лет прокрутился на западных маршрутах — Ужгород, Львов, Черновцы — в раздолбанных старых вагонах, в которые толпами набивалась крикливая цыганва со своим бесчисленным замурзанным потомством…

И никому не рассказать, нет никакой возможности, потому что существуют вещи, которые каждый держит в себе, пока жив.

Это как три тайных сокровища японских императоров — известно, что они существуют, хотя никто их не видел своими глазами, а власть микадо держится уже тыщу лет.

На ней, на власти, все и стояло. Это был еще один секрет, доставшийся ему от тетки Галины, земля ей пухом. Без того пропадал всякий смысл.

И тут все опять же не просто. Савелий с его деньгами и понтами, как бы высоко ни залетал, и думать не мог ни о чем подобном. Ни когда гонял молодых на плацу в своем батальоне, ни на штабной должности, ни позже. Потому что, в отличие от всего остального, вагон — суверенная территория. Безразлично: общий, плацкартный, купейный, спальный. Понимание приходит только со временем, хотя и постоянно носится в самом воздухе, пропитанном железнодорожной гарью и вонью. Пока состав гремит на стыках, в нем нет другого хозяина и другой власти, кроме проводника.

И пусть те, кто не соображает, зарубят на носу: проводник — это не официант, не уборщик и не билетер в автобусе. Пассажир в пути находится вне времени, ни с чем не связан, единственное доступное ему пространство — вагон. А сутки-двое — целая жизнь. Поэтому он во всем зависит от того, кому подконтролен вагон. Как заложник.

И дело совсем не в жидком чае, теплом пиве, паршивой водке, постельном белье или замене верхней полки у туалета на нижнюю во втором купе. Все это хлам, не имеющий значения.

Тут другое. Прикол в том, что проводник на этой территории — и сила, и закон. И как в глухой тайге, может сделать с пассажиром, в особенности с тем, кого взял без билета, все, что угодно. Опустить по полной или дружески поднять до себя, превратить поездку в ад кромешный, сдать линейным ментам на глухом полустанке — да хоть за попытку снять на камеру мобилки любой из мостов, таможне по подозрению на контрабанду, пограничникам при пересечении границы, оставить без денег и вещей, а если понадобится — вообще избавиться от надоевшего персонажа.

Реальных полномочий — как у языческого бога. Ровно столько, чтобы самодержавно править мирком на колесах, где не только свои политика и экономика, но и любовь, и ненависть, и сама смерть.

Нечего и говорить, что так бывает далеко не везде и не всегда. Но возможность-то существует, как всегда есть возможность, что вместо «китая» пассажиру по ошибке сунут чистый комплект белья.

Кто не верит, может поинтересоваться статистикой происшествий на железной дороге. Мелочь в расчет не берем, но по-крупному сорок процентов — бесследные исчезновения. Человек выехал из пункта А, в пункт Б не прибыл. Почему, спрашивается? По не выясненным обстоятельствам, которые никто выяснять не собирается. Растерянные родичи, если таковые найдутся, могут не суетиться, вопрос закрыт.

И что же это такое вдруг стряслось?

Никто не знает, кроме проводника. А тот молчит. Поэтому только дурачье думает, что проводник с