Книга Чужбина с ангельским ликом - Лариса Кольцова

причёску, похожую на ту, с какой изображают кельтских фей в экранизациях легенд. Они были лёгкие и светлые, как песок на пляже, без малейшего оттенка желтизны.

— У тебя есть дети? — спросил он.

— Сын. Принц Артур, — ответила она, смеясь. — Почти взрослый.

— Принц? — не понял Антон.

— Ну, я же принцесса, — опять шутила она, — забыл? — а про мужа ничего не сказала, но всё рассказала потом.

Он был лучший на планете Земля. Для неё, понятно, а не вообще. Она была с ним счастлива.

— А он? — спросил Антон.

— Вот бы и узнать? — ответила она. — Как думаешь, будь он со мной счастлив, он бы улетел?

Антон не знал ответа на её вопрос. Ведь и сама она не знала ответа. Он скиталец по жизни. Для неё он потерян. Навсегда. Она не могла любить других много лет.

— Он был каким?

— Скажу тебе, что красивый, умный, да только красивых много, а умников и того больше…

Её рассказ не был монотонно непрерывным, хотя проговорили долго. Но примерно он был таков.

— Вдруг появился у нас на курсе новый человек. Инструктор по освоению космических спасательных модулей для экстренных случаев, а наш поток в полном составе собирались на практику в город на спутнике послать. Волнений было, страхов, не передать. Прибыла к нам группа парней из тех самых космических структур. Все парни сильные, издали приметные и, вроде как, все на одно лицо и фигуру, на один фасон и характер, как близнецы однояйцевые, что навевало даже скуку. Ходят одинаково, говорят стандартными заученными фразами, и даже улыбаются во весь рот тоже трафаретно! Нам скучно, а им и того скучнее от навязанной обязанности детишек, кем они нас воспринимали, обучать, да ещё таким техно премудростям. Вот и обучали, как обезьянок в древнем цирке, где условным пинком, где сахаром.

И только один был не как все. И к самому процессу обучения иначе относился. Серьёзно и с желанием научить постижению души механизма, так сказать. Он технику буквально одухотворял и хотел того, чтобы мы полюбили то, что сам он любил. И взгляд у него особенный, не как у других, был. Будто он, хотя и вершинный обитатель по отношению к нам, а глядит так мягко и снисходительно, будто пришёл он всех недоразвитых развить до нужного уровня счастья, если не разозлишь, конечно. Тут он громы и молнии метал как настоящий олимпийский божок. Я больше всех под такую вот его раздачу попадала. Мы взаимно друг друга изматывали. Я его своей тупостью, а он меня своей непомерной требовательностью. Но за пределами учебного полигона он был совсем другим уже.

Я придумала ему кличку Мерлин. Волшебник Мерлин. Он обожал легенды, увлекался древней магией и историей. Очень любил всех подчинять. Когда-то учился на геолога, а стал космодесантником. Когда я увидела его в первый раз, я не поверила, что такие бывают. Вокруг были мало на него похожие ребята, да совсем непохожие, я провалилась в другую реальность. Это как увидеть эвкалипт вместо сосны в подмосковном заснеженном лесу, когда ты мчишься на лыжах. Я утратила сон, думала только о нём. Но стала это скрывать.

Однажды он привёз нашу небольшую группу, ту, что и дали ему в обучение, в одно любопытное место. Там было настолько бесподобно красиво, что дух захватило. Представь себе, огромное плато расстилается внизу, сверху бездонное небо с перистыми облаками в виде гигантских хвостов космических розовых птиц, поскольку сами облака расположены где-то в районе стратосферы, можно сказать в около космическом уже пространстве. Мы на довольно просторной площадке, идеально обработанной. Вокруг роскошные скульптурные композиции, — парни, девушки идеального образа, занятые своими безмолвными разговорами или отдыхом после спортивных упражнений, все с невозможно возвышенными лицами. Цветовое сочетание камня и композита невероятно продуманное, так что лица и фигуры кажутся натуральными. «Вот, смотрите», — говорит он. — «Это памятка в камне вам, не желающим ценить то выстраданное прошлыми поколениями будущее, которое есть ваше настоящее».

Я ему отвечаю, — Пока что у нас нет настолько совершенных богов вокруг. Мы тут реально на Олимпе среди олимпийских богов. В Гиперборее, откуда и был родом Аполлон.

— Пять балов тебе за знание исторического хлама, придуманного кем угодно, но уж точно не древними мужланами греками с нечёсаными бородами и не умеющими шить нормальную одежду». Так он ответил. А потом продолжил о том, что только те редкие энтузиасты, всегда опережающие свою эпоху, и создали то, что принято именовать общим словом «космические структуры». Но именно эти «космические структуры» по сей день и поддерживают социумы Земли в приемлемом человеческом образе или близко к тому. Поскольку в людях в целом очень сильно работают именно животные программы до сих пор и, если их не держать под жёстким контролем, всё легко скатится в прежнее варварство. Что и случалось, похоже, не раз в истории Земли. И теперь от такого провала никто не застрахован. Поскольку этот условный провал в дикость и деградацию существует не где-то в определённом месте, а в душе примерно каждого третьего из живущих в настоящее время. Я спрашиваю, поскольку все прочие молчат, а ты сам, конечно, не входишь в статистику тех, кто и таскает в себе этот самый изъян, то есть условный провал?

— Никто об этом не знает достоверно», — ответил он, — потому и уповать на собственное достигнутое совершенство без возможности попятного движения к личной уже разрухе не может

Ветер вокруг веет вполне себе сурово, и все жмутся на этой условно олимпийской вершине поближе к стене, украшенной барельефами, которая там также воздвигнута в честь героев прошлого.

— Что за место»? — спрашиваю я, — куда ты нас привёз?

Мы добирались на большом общественном аэролёте, специально для такой прогулки вызванном.

— Плато Путорано называется это место, — отвечает, — Зимой тут морозы, не совместимые с жизнью. Особое место, не для разнеженных обывателей, пользующихся всем готовым и ничего не ценящим. А потому и защищать при случае уж точно ничего они не будут. От таких вот мыслей я всегда мрачнею, но никто пока не придумал, как всех без исключения поднять до уровня звёзд.

Помню, я долго, как заворожённая, бродила среди этого открытого всем ветрам окаменевшего олимпийского собрания, и его тревога за достойное будущее, такое на самом деле хрупкое и вовсе не гарантированное ни для кого на уже достигнутом уровне, а всегда могущее быть низвергнутым в тот самый провал, передалась мне. Я подошла к самому краю площадки, ничем не огороженной. Внизу расстилалось колоссальное озеро.

— Тянет туда прыгнуть? Измерить глубину этого божественного водоёма,