Книга Шаровая молния 2 - Александр Викторович Горохов

стремление не приводит к неприятным для них последствиям.

— О чём вы? — удивился Николай.

— Я о том, неприятном происшествии, случившемся с вами во время вашей командировки в Сталинград.

— Вы о тех обормотах, что решили «проучить чужака», осмелившегося прийти на танцы в местное общежитие? Вы, однако, неплохо для дипломата осведомлены обо мне.

— Что делать? Иногда даже такими мелкими происшествиями приходится заниматься. Но вы, говоря о той истории, умолчали о том, что драка с вами разгорелась вовсе не на пустом месте.

Курт достал из кармана фотографию документа.

— Вот, взгляните на показания, данные некоей Евгенией Зотовой по данному происшествию.

Ну, наконец-то шпион перешёл к делу! Так. «Приставал с неприличными предложениями интимного характера». Даже подчёркнуто прямо по фотографии.

— Не получилось с Зотовой, так вы вызвали в Москву её подругу, которая, видимо, оказалась более покладистой, чем она. Насколько я помню, около двух с половиной лет назад вы ведь уже попадали в подобный скандал с соседкой, обвинившей вас в изнасиловании. Только тогда вы ещё не были женаты, а теперь — да. И у вас растёт дочь. Думаю, вам будет больно потерять семью и ребёнка из-за допущенной в командировке слабости…

— Ну, вы и мерзавец! — скривился Демьянов, разрывая фотокопию допроса Женьки.

— С вашей точки зрения — возможно. Но ведь вы должны понимать, что нам всем по долгу службы приходится руководствоваться не только принципами порядочности, но и интересами своей страны. В интересах моей страны — предложить вам поменяться с нами некоторой конфиденциальной информацией в обмен на ваше семейное благополучие.

— Да пошёл ты! — презрительно бросил Демьянов.

— И всё-таки подумайте над моим предложением. Меня вы найдёте через два дня в семь вечера на лавочке у памятника Героям Плевны.

35

Сафронов и Румянцев примчались в здание ОПБ сразу же, и Николай выложил перед ними порванные и смятые клочки фотографии фрагмента показаний Зотовой. А пока оба рассматривали их, передал разговор с немцем.

— Что будем делать?

— Надо встречаться, — пожал плечами контрразведчик. — Санкция будет уже завтра. Следует лишь придумать, что будет отвечать на вопросы немца «испуганный» Николай Николаевич.

— Ещё бы знать, о чём меня будут спрашивать, — буркнул Демьянов.

— Давайте попробуем спрогнозировать…

— Ну, во-первых, если учесть уже зафиксированный интерес немцев к самому ОПБ, наверняка попытаются выяснить профиль работы Бюро. Если они следили за тем, кто входит и выходит, то даже по знакам различия сотрудников можно установить, что у нас служат и танкисты, и лётчики, и артиллеристы. Но если через Демьянова и Кошкина работу с «танковой темой» они установили достоверно, то остальное — писано по воде вилами.

— Разрабатывает летающие артиллерийские танки, — хрюкнул от смеха Николай, вспомнив байку из своего времени про броне-копытных бурятских водолазов.

Глянув на недовольное лицо Анатолия, не воспринявшего хаханьки подчинённого при обсуждении более чем серьёзной проблемы, пояснил.

— Идея не так уж глупа. Мне известно об успешных проектах переброски танков Т-37 и Т-38 в тыл врага при помощи прикрепляемых к ним планерных крыльев. Буксировали эти «бронепланёры» бомбардировщиком ТБ-3. И пушки на подвеске «тэбэшек» доставляли. Так что в качестве дезинформации вполне можно забросит и этот вариант.

Сафронов что-то пометил в своём блокноте.

— Но немцы знают, что вы и Кошкин занимались не Т-37 и Т-38, а Т-34.

— Так почему нельзя сказать, что работаем и над ними? Нас кто-то накажет за этот бред?

— Но немцы могут знать основные тактико-технические характеристики этих танков.

— Это вряд ли. В известной мне истории столкновение с «тридцатьчетвёрками» стало для них огромным сюрпризом. Кроме того, есть просто отличная отговорка: танки, выпускаемые в Харькове, и те, что производятся в Сталинграде, сильно отличаются друг от друга конструкционно. Так и назовём сталинградские — авиадесантируемая модификация. Создаются специально для десантных частей.

— А тебе не кажется, что немцы, наслушавшись твоих баек, попытаются и сами создать нечто подобное? — «вставил пять копеек» Румянцев.

— Не смогут. Во-первых, управление подобным планёром из кабины танка — просто гигантская проблема. Во-вторых, чтобы поднять в воздух танк, массой хотя бы в полтора десятка тонн, нужно сначала разогнать его по лётному полю до скорости под сотню километров в час. И посадить примерно при такой же скорости. Какое гусеничное шасси выдержит что-то подобное. А в-третьих, для буксировки такого планёра требуется тихоходный мощный бомбардировщик. Наш ТБ-3 подходит, а вот у немцев ничего подобного уже нет. Их бомбёры летают намного быстрее, чем требуется, чтобы подобный планёр не отбросил крылья.

— Но ведь эту дезинформацию они могут проверить, — не унимался Анатолий.

— Не успеют. До войны осталось ровно три недели. Но даже если они выяснят, что я им соврал, предпринять они уже ничего не смогут.

— Войны? — даже подскочил на своём стуле Сафронов. — Шлоссер назвал вам дату начала войны? Почему вы сразу об этом не сообщили, а несли… какую-то второстепенную ерунду?!

— Успокойтесь, товарищ капитан. Ничего мне этот… дипломат не говорил о войне. А дату её начала мы с капитаном Румянцевым знаем уже больше двух лет. И советское руководство знает.

Даже подтверждающий кивок начальника ОПБ-100 не привёл «безопасника» к душевному равновесию, и он принялся прикуривать дрожащими руками папиросу.

— Надеюсь, товарищ капитан, вы понимаете, что информация о дате начала войны и, тем более, о том, что эта дата нам известна, относится к категории «Совершенно секретно»? — добил его Анатолий. — Можете написать об этом рапорт, но не ниже, чем на товарища Меркулова. Или даже непосредственно на наркома.

Курт Шлоссер откровенно получал удовольствие от молодой листвы на деревьях, растущих в Ильинском сквере. И лёгкая улыбка на его губах стала намного шире, когда со стороны Малого Спасоглинищевского переулка появился Демьянов.

— Вы не хотите даже здороваться со мной? — усмехнулся немец, глядя на вставшего перед ним заместителя начальника ОПБ-100.

— Вы не вызываете у меня симпатии, чтобы я желал вам здоровья.

— Напрасно. Я хотел бы, чтобы наше сотрудничество строилось на взаимном интересе. Присаживайтесь, не привлекайте излишнего внимания.

Пришлось сесть.

— Сотрудничество? А с чего вы решили, что я согласен с вами сотрудничать?

— Но вы же пришли. Значит, желаете продолжения начатого в консерватории разговора.

— А вдруг я пришёл, чтобы просто застрелить вас?

— Тогда бы вы не садились рядом со мной