Книга Закат блистательного Петербурга. Быт и нравы Северной столицы Серебряного века - Сергей Евгеньевич Глезеров

билет для предъявления полковому врачу. В графе билета об отпуске канонир собственноручно и так же безграмотно, как и прежде, написал: «Уволняица увотпуск на два месяца без свидетельстванья комисии».

Прибыв в полк, канонир предъявил и этот документ. Подлог был слишком очевидным, да уличенный Опенов и не стал скрывать своей вины. В отпуск его так и не пустили, а вместо этого посадили на гауптвахту. Там ему пришлось провести несколько месяцев.

В конце марта 1913 года Опенова судили в военно-окружном суде. Приговор малограмотному канониру оказался суровым: за подлог в документах государственной важности его лишили «всех особенных прав» и отдали в исправительные арестантские отделения на один год, семь месяцев и десять дней…

Спекулянты-барышники

Как известно, петербургская публика была страстно влюблена в театр. Многие постановки на сцене становились настоящими событиями и сенсациями в культурной жизни столицы, кроме того, театры служили местом встреч и общения петербургского бомонда, светского общества, аристократии. Но сегодня речь пойдет о тех, кто бессовестно наживался на поклонниках театра, – спекулянтах-барышниках, занимавшихся перепродажей билетов.

«Никогда в прежние годы наши казенные театры не находились в таких барышнических лапах, как теперь», – сетовал современник. Речь шла об «императорских» театрах – Мариинском, Александринском и Михайловском. В конце первого десятилетия ХХ века все «барышничество» билетами в Мариинку обреталось в руках знаменитого в столице Королькова и не менее знаменитой госпожи Хотимской.

Эти двое «дельцов» имели по десятку «сотрудников», помогавших им добывать билеты, и продавали билеты со 100-процентной наценкой, а на «экстраординарные» спектакли – с наценкой в 150 %. «Барышничество» билетами Александринки в те же годы принадлежало исключительно бывшему официанту Сенцову, который довольствовался гораздо меньшей наживой – от 50 до 75 %.

Добыча билетов представляла собой целую спекулятивную операцию, в которой были свои «пешки» и «ферзи». Когда по утрам на площади у Мариинского театра происходила лотерея по получению очередных номерков, чтобы становиться у кассы, то барышники скупали ближайшие номера у мальчишек и у различных субъектов, являвшихся специально для того, чтобы тянуть из мешка номерок на счастье. Барышники перекупали номерки за небольшую сумму – от 20 до 50 копеек, а затем ставили в очередь в кассу подставных лиц либо иногда вставали сами. Им удавалось скупать по двадцать, а иногда и по тридцать номерков на каждого.

В начале 1910-х годов при Мариинке насчитывалось уже не меньше двадцати аферистов-барышников, причем они делились на две категории – квартирных и уличных.

Квартирные барышники торговали билетами у себя на квартирах и могли поставлять билеты постоянным покупателям по заказу прямо на дом. По соседству с Мариинкой – на Торговой улице (ныне улица Союза Печатников), на Театральной площади, в домах Литовского рынка было немало квартир, занимаемых профессиональными барышниками.

Чтобы увеличить клиентуру, целый «штат» мальчишек ловил (на жаргоне барышников это звучало «застрелил») возле Мариинки желающих приобрести билеты. Каждого потенциального покупателя вели на квартиру барышника. Мальчишки знали, что выгода им светит в любом случае: даже если «клиент» не покупал билет, они получали 10 копеек. А если сделка состоялась – они получали 25 копеек.

Но стоило только барышнику заподозрить в приведенном «клиенте» что-нибудь неладное, то ему ничего не продавали, а обещали в условленный час доставить на квартиру. Перед этим агенты барышника разведывали у дворника, что представляет собою заказчик.

Уличные барышники торговали скупленными билетами прямо на улице – на Театральной площади со стороны Консерватории, под воротами и в чайных Литовского рынка (он располагался напротив Мариинского театра, как раз там, где сооружается вторая сцена театра). Большинство уличных барышников торговало, главным образом, дешевыми билетами на галерку или на балконы. А если у них появлялся случай продать ложу или кресло, то они брали такие билеты на комиссию за определенный процент у квартирных барышников.

Уличные барышники никогда не имели при себе больше одного-двух билетов. Продали – шли домой за новыми. Поэтому полицейским приходилось каждый раз отпускать спекулянтов, поскольку у них на руках оказывалось всегда лишь несколько билетов, и уличить их в мошенничестве было проблематично.

Крупнейшими по оборотам дельцами в мире «барышничества» являлись некий Цион и его супруга. Ее неоднократно судили за это мошенничество, но она всегда тут же, в здании суда, ехидно улыбаясь, вносила штраф и продолжала свой «бизнес». У четы Цион, кроме многочисленных случайных покупателей, насчитывалось немало постоянных клиентов из богатого общества.

На все упреки об алчности барышники, как правило, приводили свой неотразимый довод: «Верьте слову, каждый билет обходится себе на 50 % дороже обозначенной цены, ведь у нас есть свои расходы!» Как отмечал обозреватель одной из влиятельных петербургских газет, «ущерб, наносимый „барышничеством“, так велик, что это зло требует энергичнейшей и неотложной борьбы».

Две стороны одной медали

Если прежде мы говорили о мошенниках и аферистах, выступавших от собственного лица, то теперь пришло время поговорить о подобных персонажах, выступавших от имени государства. Иными словами – о «мздоимцах», а говоря нынешними словами – взяточниках и коррупционерах.

О засилье коррупции в сегодняшней России не говорит уже, наверное, только ленивый. Однако, что греха таить, и в дореволюционной России дела обстояли не намного лучше. Коррупция и взяточничество проникли тогда в самые высшие сферы и государственной власти, и городского управления; они разъедали государство изнутри и подрывали доверие со стороны граждан – впрочем, в ту пору еще подданных русского государя.

Особенно ярко раскрыла уровень коррупции сенаторская ревизия Нейдгарта, которая в 1911 году, по требованию премьер-министра Столыпина, проводила проверку состояния дел Городского управления Петербурга. Проверка выявила такие вопиющие злоупотребления и махинации, что дело закончилось громкими судебными процессами. «Героями» дня стали высокопоставленные «лихоимцы» – так в ту пору называли взяточников. А само явление именовали старинным словом «лихоимство».

Сенаторская ревизия продолжалась несколько месяцев и стала настоящим шоком для городских чиновников. Наверное, многим из них уже в страшном сне мерещилась пресловутая 372-я статья уложения о наказаниях, каравшая за «лихоимство». В ней подробно определялось степень наказания за взяточничество. Сегодня это как никогда актуально.

Согласно 372-й статье, уголовная ответственность наступала в том случае, если чиновник или иное лицо, состоящее на службе государственной и общественной, принимал по делу или действию, касающемуся до обязанностей его по службе, даже и без всякого в чем-либо нарушения своих обязанностей, подарок, состоящий в деньгах, вещах или в чем бы то ни было ином, либо, получив этот подарок, не возвратил его немедленно или не позднее трех дней.

Если этот подарок был принят или получен уже после исполнения того, за что он предназначался, принявший его чиновник подвергался денежному взысканию не свыше двойной цены подарка. Если же