Книга Ни слова больше! - Карен М. МакМанус

поэтому я вернулась в школу и наткнулась там на твоего отца.

— И что же он делал? — спрашиваю притихшим голосом.

— Не знаю, стоял около шкафа с трофеями. Я попросила его помочь, он вышел, достал у себя из багажника провода и присоединил к нашей машине.

— Когда это… во сколько?

— Говорю тебе: после школы.

— Когда конкретно? — настаиваю я. Папа всегда поддерживает неплохую форму и, если захочет, бегает довольно быстро. Если нужно. После разговора с мистером Ларкином ему хватило бы и получаса обернуться в лес и обратно. — В котором часу?

— Не помню… — Бринн морщит лоб, пытаясь вспомнить; проходит вечность, и ее лицо проясняется. — Вспомнила! Звонок с продленки — он прозвенел, как раз когда я говорила с твоим отцом в школе. Получается, в половине четвертого?

— Звонок с продленки, — тупо повторяю, уставившись на кроссовки и живо представляя, как прямо после того самого звонка перескочил через ограду, уносясь в лес за живым и невредимым мистером Ларкином. — Ты уверена?

— Абсолютно, — подтверждает Бринн. — Твой папа еще по-дурацки пошутил: «Тебя, можно сказать, звонок спас». — Она силится улыбнуться, только мне не до смеха. — В результате аккумулятор не зарядился, и мой отец вызвал аварийку и остался ждать, а твой отвез меня домой. Он еще какое-то время у нас посидел, пока папа не вернулся из гаража. Я помню, как ему позвонили из полиции… Трипп, кошмар какой. — Я наконец решаюсь на нее посмотреть: в зеленых глазах отражаются ужас и сочувствие. — Как получилось, что ты об этом не знал? Разве папа не сказал тебе, где был?

— Он начал было объяснять, что завозил счет в Сент-Амброуз, потом еще что-то, но я слушать не хотел.

Во время допроса в полиции я спешил заткнуть отца каждый раз, как он открывал рот. Полицейские наверняка допросили его отдельно, и он рассказал им про неисправность с машиной. Я никогда не спрашивал и вообще отказывался говорить о том дне. Настолько уверился в виновности отца, что не мог воспринимать его иначе как изворотливого лжеца и сосредоточил все внимание на том, чтобы Шейн, Шарлотта и я не отступали от нашего договора, чтобы я не сболтнул нечаянно о ссоре в школе, чтобы никто не узнал про…

— Амулет! — резко выпрямляюсь. — Серебряный медальон рядом с мистером Ларкином. Я думал… Готов был поклясться, что он принадлежит отцу.

— Возможно, — говорит Бринн. — Он мог его потерять, хотя совпадение действительно странное. — Ее глаза неожиданно загораются. — Подожди. На мистере Ларкине была цепочка. Она порвалась, так что медальон мог упасть, когда на учителя напали. — Бринн чуть не подпрыгивает от возбуждения. — Он еще у тебя?

— Не знаю.

Придя домой и улучив минутку, я не глядя сунул медальон в какой-то ящик. Может, он все еще там — только я не могу так быстро переключиться. Слишком многое на кону.

— Послушай, Бринн. Это очень важно… Скажи честно, ты ничего не путаешь и папа все время был с вами?

— Конечно, не путаю! С ним была я, мои родители, Элли. Папа сам потом заявил в полиции, что провел остаток дня на школьной парковке. По сути, он подтвердил алиби твоего отца. Господи!.. — Она крепко стискивает мои ладони. — Поверить не могу, что все это время ты считал отца виновным в смерти мистера Ларкина. Ведь достаточно было спросить! Если бы мы с тобой не разругались, я непременно рассказала бы, как он нам помог. Может, он и вор, но уж точно не убийца.

Папа не убийца.

История, которую я придумал четыре года назад, — не более чем выдумка. Неправда. По идее, я должен пребывать на седьмом небе от счастья, однако внутри все онемело. Лучше не стало. Твердая уверенность в нависшем надо мной проклятии не прошла.

— Все равно я его покрывал, — говорю. — Не важно, что зря. Я был готов… Понимаешь, я умолчал, и мистер Ларкин так и ушел в могилу…

На этот раз Бринн не дает драматично откинуться на диванные подушки, а тянет меня за руки и возвращает в вертикальное положение.

— Нет уж, — чеканит она. — Прежде чем навешивать на себя новые обвинения, хотя бы свыкнись с мыслью, что старые беспочвенны. Тебе было всего тринадцать лет, ты испугался за любимого отца. У тебя никого, кроме него, нет, ребенку трудно с таким смириться. Хватит гнобить себя за то, что хотел его защитить. Это вовсе не делает тебя плохим человеком. И вообще, — добавляет она, внезапно отпуская мои руки, будто сообразив что-то важное, — у нас теперь проблема посерьезнее.

Сомневаюсь.

— Серьезнее, чем мои ложные показания?

— Именно, — кивает Бринн. — Сам посуди: четыре года назад Шейн избежал ответственности, несмотря на то что его отпечатки пальцев буквально покрывали орудие убийства. Его спасли твои показания, согласно которым вы втроем все время были вместе, не теряли друг друга из виду и набрели на мистера Ларкина. Вы с ним тогда не дружили, поэтому все поверили, что ты не стал бы его выгораживать. Ты думал, что покрываешь отца, хотя тот в защите не нуждался. — До меня с трудом начинает доходить, я в ужасе смотрю на Бринн, которая заключает: — Все это время ты на самом деле покрывал Шейна.

Не знаю, как в такой ситуации среагировал бы нормальный человек; я лишь могу неприлично выругаться.

Кто-то дергает дверь домика, и мы оба срываемся с места. Она со скрипом распахивается, впуская морозный январский воздух, и впервые за неделю мне становится холодно. Расплывчатый силуэт шагает внутрь, прислоняется к косяку и принимает знакомую форму.

— Что происходит, Три? — спрашивает Шейн.

Глава 30. Трипп

— Здорово, — сиплю я.

Бринн отскакивает на дальний край дивана. У меня пересохло во рту, голова кружится, все тело ноет. Как будто издевательства, которым я подвергал себя всю неделю, наконец возымели действие.

— Что она здесь забыла? — Шейн пренебрежительно кивает в сторону Бринн.

— Я пришла извиниться, — говорит Бринн. Я только теперь сообразил, что она сидела практически у меня на коленях. — За телешоу. Сообщила Триппу, что больше на «Мотив» не работаю.

— Молодец. Если, конечно, не врешь. — Шейн скрещивает на груди руки. Лицо как маска, суровая и беспощадная. Что он успел услышать? — Насколько я понял, Шарлотта велела тебе убираться. Какого черта ты еще здесь?

— Из-за меня, — вклиниваюсь я. Мысли все еще путаются, но за это заявление могу поручиться: большинство проблем по жизни — моя вина.

— Я как раз ухожу, — говорит Бринн, вставая, и поворачивается ко мне: — И тебе не помешало бы, Трипп. Твой отец наверняка волнуется.

— Его