Книга Лаций. Мир ноэмов - Ромен Люказо

– А где остальные войска Отона? – все-таки спросил Эврибиад, удивленный отсутствием солдат, которыми он сам два года назад командовал.

– Они защищают Архипелаг, – буркнул Рутилий. – Отону пришла идея оставить весь контингент в Дельфах.

Эврибиад ушам своим не верил. Получалось, что из нескольких тысяч бойцов, состоящих на службе у Проконсула, тот оставил при себе лишь две сотни, да к тому же – бывших бунтовщиков.

– В этом же нет никакого смысла…

– Подумайте, – оборвал его Рутилий. – Ваши моряки – единственные воины на этой планете, которые закалены в боях. Остальные в лучшем случае – полиция, доморощенное ополчение, сколоченное из ловцов трески.

Эврибиад скривился. Рутилий был прав, однако теперь в новом свете представало и предложение Отона, и их побег, два долгих года суровой жизни, когда они бросали вызов волнам и сеяли хаос.

Фемистокл говорил ему об этом, и теперь Эврибиад в это поверил. Отон мог бы с легкостью вернуть их обратно. А значит, бог только чуть-чуть ослабил его поводок и дал ему побунтовать на здоровье. А Эврибиад, таким образом, привез роскошный подарок властителю людопсов: храбрый и дисциплинированный отряд, пусть и маленький, но выдубленный, как хорошая кожа, и стойкий, как закаленная сталь.

Вряд ли Проконсул мог предвидеть этот поспешный отлет, которому удивились и даже воспротивились его собственные лейтенанты. И какой же из этого вывод? Получается, все это – удачное совпадение? Но как верить в совпадения, если имеешь дело с Отоном? Возможно ли, что в каждом поколении рождался такой же людопес, как Эврибиад – непокорный бунтовщик, который бороздил моря и вносил нотку хаоса в отлаженную социальную систему архипелага, и все же при этом готовый послужить богу, если это действительно станет нужно?

От этих мыслей Эврибиад помрачнел, но не переставал раздавать указания. Ему это не нравилось – видеть, как его моряки наводят порядок. Он снова втискивал их в рамки обычаев и обязанностей. И это, желали они того или нет, делало их сообщниками системы, которая подавляла их – в основном мягко, но порой и жестоко, – и с которой Эврибиад не переставал бороться. На память ему пришли слова Фотиды. Но сможет ли он сыграть важную роль в этом новом этапе развития своего народа, если сейчас поведет себя по-другому? Нужно будет смотреть, чтобы его отряд по-прежнему оставался спаянным и не потерялся в огромной массе гражданских. Это будет несложно. А пока у них нет выбора – и по меньшей мере они чувствуют, что приносят хоть какую-то пользу.

Выстроившись в очередь, людопсы ждали, пока откроются двери вагонов, и устраивались внутри, особо не толкаясь. Деймоны дежурили на приемных пунктах по обеим сторонам большого посадочного холла, и еще один пункт был открыт на острове. Маленькие патрули из одного автомата и двух моряков тоже пригодились: автоматы внушали страх, но вести переговоры с упрямцами и воссоединять семьи, разделившиеся из-за общей паники, приходилось двум людопсам.

К своему вящему облегчению Эврибиад больше не сталкивался с Фотидой. Чуть позже он навестил семьи, которые уже устроились на острове. Посадка была закончена. Хижины возводились с удивительной скоростью. Фемистокл уже взял на себя управление этой частью острова. Они быстро поделили между собой задачи: полемарх без лишних слов отказался от военных прерогатив в пользу своего ученика. А о той роли, что займет среди соотечественников Фотида, рано было думать, пока она оставалась запертой со своими техниками в нескольких минутах езды на поезде от поселения. Она, в конце концов, была прямой наследницей Фемистокла.

Многие людопсы, которые еще не опомнились от суматохи, пока просто сидели без дела на длинном черном пляже под искусственным солнцем отсека и созерцали ярко-синее море. Эргаты привезли им съестные припасы. Несмотря на непонятную ситуацию, в которой они находились, их настроение потихоньку улучшалось. Присутствие рядом кибернета, казалось, успокаивало их и подтверждало, что они сделали правильный выбор. Если самый яростный бунтовщик больше не хочет спорить с богом, значит, и они не зря подчинились его решениям, как бы сложно ни было их понять. И, как обычно, они были рады, что нашелся лидер, который будет принимать решения за них. Эврибиад немного успокоился и решил, что пора присесть на траву у корней очень старого фигового дерева и немного отдохнуть.

Едва он нашел идеальное место для отдыха и устало опустился на траву, как к нему с мрачным видом направился Рутилий. Эврибиад задался вопросом, есть ли способ помешать автомату находить его, как только он понадобится. Наверное, нет.

– Отон хочет поговорить с нами перед отлетом.

– А от меня ему что нужно? Разве он уже не получил того, чего желал?

Рутилий в кои-то веки ничего не сказал, ограничившись невнятным ворчанием. Эврибиад не стал настаивать. День выдался тяжелым и физически, и морально. По крайней мере, он сможет минут двадцать наслаждаться тишиной после того, как они сядут в поезд.

К сожалению, все вышло не так. Воздух вокруг них уже наполнялся неприятным пиликаньем, сообщающим, что корабль собирается взлететь.

Он вздохнул. Может быть, какое-то невидимое злонамеренное божество мелочно решило снискать с него плату за спасение из волн.

* * *

Звенели голоса, доносясь до самой колоннады храма. Рутилий с Эврибиадом быстро переглянулись, и ноэм ускорил шаг. Людопес, чьи лапы были куда короче, с трудом мог угнаться за ним на ступеньках, построенных для более рослых созданий.

Он ценил классическую красоту этих мест и жалел, что не может задержаться в той части убежища Отона, что была открыта для публики: сюда приходили просители, чтобы поведать богу о своих горестях. В зале, внутри которого было построено помещение, окруженное небольшим садиком, были такие высокие потолки, что казалось, будто находишься снаружи. Нежный свет вечной весны пронизывал сумерки своими лучами, отбеливал красивый камень с золотыми прожилками, из которого были сделаны стены, играл на спокойной и непроницаемой воде неглубокого прямоугольного бассейна, который следовало обойти, чтобы попасть на другую сторону – в жилище бога. Со всех сторон его окружала мозаика, открывала взгляду пир ярких цветов и аккуратный рисунок, изображающий, если Эврибиад правильно помнил, масштабную гигантомахию между знатью Урбса – мифического города Интеллектов – и жаждущими крови чудовищами. Разумеется, главным персонажем на картине являлся Проконсул.

Тут не было ни души. Воздух полнился лишь шорохом шагов и отголосками ссоры – слишком далекими, чтобы можно было разобрать, о чем говорят. Стенные ниши, где обычно стояли коленопреклоненные деймоны с лицами, лишенными выражения, словно ровный ряд статуй, теперь были пусты.

Тем лучше; они не успели дойти до опистодома[51], как навстречу им вылетела рассерженная Фотида. Она приостановилась, заметив его и смутившись, и нерешительно продолжила путь. Фемистокл, который догонял ее большими шагами, воспользовался этим, чтобы поравняться с ней и примирительно положить ей лапу на плечо. Она отстранилась. Уши у нее подрагивали, как всегда, когда она гневалась.