Книга Господин Чичиков - Ярослав Веров

Мобильный издал соловьиную трель. Жека вяло глянул на экран – Перетятькин.

– Слушаю, Нестор Анатольевич.

– Евгений, ты куда пропал?

– Я работаю.

– Дятла молнией убило.

– Очень рад. – Скорбную весть Жека воспринял слишком уж стоически.

– Не ерничай, Евгений. Завтра подпишу приказ. Будешь временно исполнять обязанности покойного.

– В гробу, что ли, лежать? – без тени эмоций спросил Жека.

– Почему в гробу? Ты мне мозги не парь…

Перетятькин запнулся, не зная, чего бы еще сообщить Жеке.

– Ну, ладненько. Что там нового? Что Онищук?

– Душевный человек, – сообщил Жека.

– Так в случае, если отзвонит Хозяин, я могу?..

– Можешь, можешь.

– Ну и ладненько. Значит, действуем по программе?

– А по чем еще действовать? Только по ней. Исключительно и несомненно.

– Ну, я вижу ты не в духе. Ладно, всего доброго.

– Вот-вот.

Тимофей вопросительно глянул и, когда Жека бросил трубку на стол, поинтересовался:

– Проблемы?

– А как же без них?

– Ну да. Бывает. Так я пошел?

– Да, дорогу вы уже знаете. Главное, что со здоровьем все в порядке.

Тимофей с удивлением посмотрел на «психа», но, решив, что «психи» – они психи и есть, не стал уточнять, зачем были сказаны эти слова.

Тимофей в «больничку» вернулся ближе к вечеру. Решил, что раз здоровье – главное, то надо поехать пообедать в какое-нибудь приличное место. Сел в свой «Мерседес»-купе, как был, в спортивном костюме, да и уехал. А в приличном месте повстречал коллег, юного форварда Сашу Беленького и полузащитника Клыкова. Хорошо посидели. Алкаш Клыков в нарушение всяческого режима собирался налечь на водочку и склонял к тому же юного Сашу. Но Тимофей это дело пресек. Зачем-то добавив дурацкую фразу доктора: «Главное – это здоровье».

– Так для здоровья же! – резонно возразил Клыков. – По сто грамм.

– Ну, если так приперло, только пиво. Смотри, дровосече, тебя же в «основу» опять не поставят. Завтра же опять на стометровке умирать будешь.

– А что у тебя там? – Клыков неопределенно повел бровями, имея в виду «больничку».

– Туфта, – честно ответил Онищук.

Беленький поспешил влезть с нескромной фразой, что Президенту, наверное, деньги некуда девать, но старшие товарищи переглянулись и одернули юношу:

– Ты деньги Президента не считай.

– Да я что? Я так.

– И так нельзя. Ни на поле, ни в жизни, – серьезно разъяснил Онищук. – Это я тебе как капитан говорю.

– Рано еще звездочку ловить, – поддакнул Клыков, принимая из рук официантки запотевший бокал.

Проводив девушку оценивающим взглядом, озвучил мнение:

– Хорошая попочка, аккуратная.

Потом поговорили о последнем концерте заезжей поп-зведы, о преимуществах испанских «шиповок» перед итальянскими, о предстоящей игре в квалификации Кубка европейских чемпионов. Клыков напирал на то, что на поле нужно быстрее бегать, а Тимоха – что больше думать. Юный форвард в разговоре не участвовал. Он оглядывался по сторонам и мысленно удивлялся, почему его не узнают официантки и не просят о встрече где-нибудь в ночной дискотеке.

Наконец, Тимоха глянул на свои знаменитые часы:

– Ну, ладно. Вы тут не упивайтесь. Я порулил в клинику. Там тоже режим.

Как раз никакого режима с сегодняшнего дня в «больничке» не было. Жека махнул на все рукой, санитарам наставлений на ночь и завтрашний день не оставил. Сами медбратки были уже укрощены Артемом и буквально с собачьим вниманием заглядывали ему в рот – что он еще такого умного скажет, чтобы вовремя поддакнуть или еще как-то к месту подшестерить. Поэтому ближе к вечеру в ординаторской, что в еще недавние времена было решительно невозможно, собралась теплая компания пациентов и их охранников.

Рыжий выставил было литр спирта. Артем решительно возразил. Но тут закапризничала Светлана и сказала, что после всего пережитого, после всех, как она сказала, сотрясений, девушке просто необходимо расслабиться. Гуру Федор тоже буравил бутыль острым, заинтересованным взглядом.

Артем пожал плечами, и Рыжий с радостной улыбкой принялся разливать спирт по чашкам, профессионально разбавляя дистиллятом.

– Ух, пошло! – приняв дозу, гулко ухнул гуру Федор. – Живительная сила! Огненной сущности силища! Давай еще, друг, наливай. Вон его, дьявола, скока. Организм целый год ждал. Иссохся весь.

– Ой, иссохся! – пискнула Светлана и ткнула гуру локтем. – Такой, прям, видный мужчина.

– Да, есть такое дело, – расправил плечи гуру Федор. – У меня, знаешь, сколько жен было? Сто двадцать две жены!

– Ни фига себе ты травишь, дедуля, – не поверила Светка. – Это что же? Ты их всех регистрировал?

– Ну, регистрировал не регистрировал… Во-во, – одобрительно кивнул он Рыжему. – За союз наш сердечный! И за эту цветущую отроковицу!

– За меня, что ли?

– За тебя, любушка.

Гуру Федор закинул руку на плечо отроковице.

– Давай я тебя поцелую.

– Ага, щас. – Светлана ловко вывернулась. – Пусть лучше Темчик меня целует. Правда, Темчик, ты меня поцелуешь?

– Поцелу-ует, – великодушно махнул рукой Федор. – Но не сейчас. И поцелует, и приголубит…

– Та ну? – Светлана повернулась к Артему.

– Вот тебе и «та ну». Я слово верное говорю. Охоч наш праведник до бабского полу.

– Я хочу, чтобы по любви! – кокетливо прищурилась Светлана, взгляд ее сделался темным и преступным.

– Ну вот, и здесь пьют. Добрый вечер всем. – В дверях ординаторской возник Тимофей.

Вернувшись из ресторана, он закрылся в своем боксе и смотрел кубковый матч бразильских команд. Бразильские «дровосеки» ходили по полю пешком, изредка и нехотя демонстрируя свою знаменитую технику. Тимофей подумал, что не стоит покупать в команду вот таких вот бразильских легионеров. Лучше «цыган», так в команде «Забойщик» называли румын, югославов и болгар.

А потом телевизор мигнул и выключился. Тимофей потыкал в кнопки пульта, обозвал хозяев «больнички» потными дровосеками, зачем-то подергал туда-сюда штепсель в розетке. Не помогло. Тимофей махнул рукой, огляделся по сторонам – чем бы себя занять. К его удивлению, на стене, над диваном, прямо сквозь обои стала проступать «Лунная ночь в Феодосии». Со всеми трещинками-кракелюринами, в массивном багете, маслянисто отблескивающем золотом.

Тимофей подхватился и упругим прыжком подскочил к стене. Ухватился за угол багета, ощутил пальцами рельеф лепнины.