Книга Лунная нить - Изабель Ибаньез

– И тем не менее вы все равно пришли искать сокровище. Знаете, кто они – эти призраки, кондеса?

– Нет. А разве это важно?

– Важно. Потому что они – лаксанцы. Ваш народ четыре сотни лет принуждал лаксанских рудокопов добывать серебряную руду из гор, – полушепотом говорит она и с горечью продолжает: – Мужчины, женщины, дети веками умирали, чтобы удовлетворить ненасытную жадность иллюстрийцев, мечтавших набить карманы драгоценным металлом. Это их души заперты внутри Эстрейи. Вы хотите использовать наш народ, кондеса. Так же как ваши предки.

Земля уходит из-под ног, и я цепенею от ужаса. Мне никогда не говорили об этом. Но что еще хуже, мне даже в голову не приходило поинтересоваться происхождением Эстрейи.

– На самом деле я здесь именно из-за нее, – беззаботно добавляет Тамайя. – Хотела украсть.

Я ахаю от удивления: можно было ожидать чего угодно, но только не этого.

– Вы пытались украсть Эстрейю? ¿Por qué?[52]

Принцесса Тамайя собирается ответить, но внезапно замирает. Прищурившись, она наклоняет голову и прислушивается. Я ничего не слышу, но тем не менее она решительно направляется к закрытому окну. Она явно делала это не раз: деревянные ставни с легкостью поддаются и открываются вверх, и Тамайя с тревогой вглядывается в ночную тьму.

– Мне показалось, я слышала крик, – говорит она. – Наверное, вам нужно уйти, кондеса.

– Ни за что. Я не уйду, пока вы не расскажете мне об Эстрейе.

– Думаю, вам сейчас важнее быть в другом месте. В подземелье есть несколько заключенных, которые не доживут до утра.

Наверное, она имеет в виду лаксанских журналистов, которые встретились с Атоком и были навечно искалечены жрецом.

– И что? – спрашиваю я. – Вы хотите, чтобы я их отпустила?

– Да, – решительно отвечает принцесса и мягко касается моей руки. – Там есть и иллюстрийцы. Аток велел казнить их, кондеса.

Я сглатываю и отвожу взгляд. Я не могу так рисковать. Если нас поймают, моя миссия будет провалена.

– Откуда вы знаете о пленниках?

И тут меня осеняет: ей сообщил один из ее шпионов. Может быть, даже сам Эль Лобо. И теперь она просит помочь ему. Ведь он – спаситель всех и вся. «Кроме Аны», – с горечью думаю я. Очевидно, он планирует выпустить заключенных.

– Решать вам, – говорит Тамайя. – В любом случае на сегодня наш разговор окончен. Fue un placer, Condesa[53].

Принцесса недвусмысленно выпроваживает меня, но мне не терпится задать еще один вопрос.

– А вы не хотите сбежать? Я могу помочь открыть замок…

При всей ее открытости принцесса Тамайя кажется очень осторожной. Но сейчас, когда она смотрит на меня таким серьезным взглядом, я почти осязаемо ощущаю искренность ее слов.

– Я ценю вашу доброту, – она переходит на шепот. – Но я не могу убежать от этого. Я не буду бежать от своего брата.

– Но…

Она достает мой меч из-под койки и мягко подталкивает меня к двери.

– Помните, это ваш выбор – помогать ему или нет. Но это будет чрезвычайно полезно для вашего характера.

Я не считаю, что мой характер требует улучшений, но все же позволяю выставить себя за дверь, на темную винтовую лестницу. Мои шерстяные муравьи снова влезают в замочную скважину, и, когда замок щелкает за моей спиной еще раз, я в очередной раз думаю о том, что делаю колоссальную ошибку, оставляя принцессу в заточении.

Глава семнадцатая

ДОБРАВШИСЬ ДО ПОСЛЕДНЕЙ ступеньки, я понимаю, что приняла правильное решение. Эль Лобо не смог спасти Ану, но он сделал все возможное, чтобы освободить иллюстрийцев, пойманных вместе с ней. Я не смогла спасти ни Ану, ни Софию, но теперь у меня есть другая возможность помочь своему народу. Это рискованно, но я больше не хочу видеть, как умирают дорогие мне люди, пока я бездействую. Кто знает, что ожидает узников в подземельях замка? Аток вполне может отдать их на растерзание Сайре, и тот пустит в ход убийственную кровяную магию.

Я крадусь по саду, то и дело скрываясь от дозорных за высокими кустарниками. Пригнувшись, я быстро перебегаю открытый участок и проникаю в замок через боковой вход. Благодаря Руми я теперь знаю другой путь в подземелья – в обход главных коридоров. Второй вход располагается с противоположной стороны вестибюля замка. Сначала надо пройти по короткому коридору, а потом спуститься по длинной лестнице, которая скрывается за железной дверью.

Бесшумно пересекаю комнату, то и дело оглядываясь через плечо в поисках признаков движения. Добравшись до коридора, прижимаюсь к стене: перед дверью должен дежурить еще один стражник.

Я права. Часовой действительно на посту. Только он не стоит, а лежит на полу, завалившись на бок. Его нога подпирает открытую дверь. Из разбитого черепа льется кровь. Кажется, Эль Лобо уже постарался. Осторожно переступаю через тело и открываю дверь. Преодолев половину каменной лестницы, останавливаюсь и прислушиваюсь. Внизу идет драка. В мерцающем свете единственного горящего факела мелькают чьи-то тени.

Я прячусь в полумраке и напряженно слушаю. Это двое мужчин. Беззвучно спускаюсь дальше и наконец попадаю в большое подземелье. Вдоль одной из стен тянется длинный ряд камер. Я не могу различить лица заключенных; вижу лишь по два силуэта в каждой клетке. В одной из камер точно должны быть лаксанские журналисты. Остальные четверо – наверное, иллюстрийцы, о которых говорила принцесса Тамайя.

Раздается громкий свист: сегодня Эль Лобо орудует пращой. Затем – треск костей. Я прячусь в темном углу под лестницей. Воздух наполняется запахами крови и пота. И тут появляется победитель. Эль Лобо.

В голове роятся вопросы. Откуда он знает о заключенных? У него есть шпион в замке? Madre di Luna, а вдруг он присутствовал в зале вместе со мной и тоже наблюдал издевательства над журналистами?

У меня возникает еще один вопрос, и по спине пробегают мурашки. Может, разбойник работает во дворце? Хуан Карлос? Он стоял снаружи у дверей в тронный зал, когда лаксанцам выносили приговор. Он должен был видеть, как они входили и как искалеченых и окровавленных журналистов выволокли из зала – уже без рук. Но у меня больше нет времени думать о личности таинственного человека в черном.

Эль Лобо снимает ключ с гвоздя и открывает одну из камер. В мерцающем свете я вижу, как оттуда выбираются двое заключенных. У них нет кистей рук: это лаксанские журналисты. Один из них всхлипывает, громко мыча. На подбородке – запекшаяся кровь. Это ему отрезали язык.

Эль Лобо мягко опускает руку на плечо узнику.

– Нам нужно торопиться, – говорит он низким голосом с характерным акцентом. – Хватит плакать, лучше помогите мне вытащить вас отсюда.