Книга Элемент движения - Юлия Сергачева

— Искра ужалила.

Дремал, спрятав голову под крыло, гиппогриф. Мурлыкал родничок. Сытый огонь облизывал закопченное дно котелка. Истертая посудина явно знавала не один привал. Булькала, распространяя ароматы, похлебка. Даже жаль, что ее не попробовать…

— Может, расскажешь, что все-таки тебя заставило отправиться в такое опасное путешествие? — стараясь отвлечься от запаха еды, спросил Брюс.

Элия, наблюдавшая за костром, отозвалась не сразу. Подняла на Брюса глаза, порыжевшие от отблесков пламени, медленно покачала головой:

— Это касается только меня.

А если бы она ответила по-другому, что-то изменилось бы?

— Пора, — игнорируя возмущенного Дьенка, который вился вокруг, обдавая колючим холодом, Брюс снял котелок с огня и налил порцию в одну из приготовленных Элией чашек. — Оцени свое кулинарное искусство.

— Пахнет вкусно, — девушка нерешительно заглянула в чашку.

Брюс налил и себе, чтобы не вызывать подозрений. Разварившийся лист кружил по поверхности похлебки. Брюс так старался делать вид, что ничего особенного не происходит, что слишком увлекся. И не сразу сообразил, что воцарившееся молчание не к добру.

Воцарившееся во всех смыслах. Внезапно смолк Дьенк. Не издавала не звука Элия.

Брюс повернулся. Дьенка нигде не было, а Элия держала обеими руками горячую чашку, кажется, не замечая жара, и смотрела на нее так, словно та внезапно превратилась в колбу с кислотой.

Потом медленно подняла на Брюса глаза. Даже огонь, окрашивающий все в оранжевые тона, не помешал рассмотреть, что они посветлели от напряжения.

— Что здесь? — Чашка в руках девушки вибрировала, содержимое едва не расплескивалось.

Брюс хмыкнул:

— Тебе лучше знать. Ты же автор.

Она прищурилась, словно выцеливала направление выстрела.

— Что за листья ты бросил?

— Разные. — Брюс как можно небрежнее пожал плечами, хотя уже чуял, что это не пройдет. — Красноцветку, сахарицу, томник… А что, слишком остро?

— Ты хочешь меня отравить?

— Нет, — Брюс отперся совершенно искренне. — С чего ты взяла?

— Тогда попробуй сам! — Она резко протянула чашку. Часть похлебки выплеснулась на угли и зашипела, источая аромат горелого хлеба и трав.

Как она могла заподозрить неладное? Еще пару минут назад она — Брюс просто знал это! — ничего не подозревала, и вдруг… Как?!

Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, словно скрестив клинки и пытаясь пересилить противника. Наклоненная чашка все еще дрожала в руке девушки, и ее содержимое лилось на огонь. Душистый дым тек по прогалине, постепенно становясь просто едким.

— Мерзавец! — Элия швырнула чашку во тьму.

Удивленный гиппогриф высунул голову из-под крыла, сонно помаргивая.

— Это не отрава. — Хмурый Брюс отвел взгляд.

— Зачем?!

— Чтобы отправить тебя домой! Может, тогда меня оставят в покое?

— Ты!.. — от негодования она не находила слов, вскочила и выкрикнула свое излюбленное: — Да как ты посмел!

— Легко! — раздраженно огрызнулся Брюс, тоже поднимаясь. — Как ты посмела вломиться в мою жизнь и разрушить ее?!

— Да что ты вообще… Как ты… Гад и мерзавец!

— Самовлюбленная дура!

— Только посмей еще приблизиться ко мне!..

Она метнулась прочь, вернулась, хватая вещи и как попало распихивая их в сумку, снова ринулась прочь, в темноту, через чащобу. Только треск пошел.

Изумленный гиппогриф сунулся было следом, присмотрелся и попятился. Поколебавшись, он недовольно курлыкнул, пару раз тяжело хлопнул крыльями и взлетел неловко, как петух. Секунду-другую он бил крыльями где-то над головой (посыпались пестрые перья), а затем, видно, приноровившись, полетел прочь почти беззвучно.

Брюс с досадой опустился перед почти потухшим костерком, от которого невыносимо тянуло горечью. Содрал с запястья платок и раздраженно бросил его в огонь.

* * *

Ну и что теперь?

— Добился своего? — спросил Брюс невесть кого.

Тьма обступала прогалину со всех сторон, словно кулак смыкала. Качались взъерошенные ветерком ветви — черные, причудливые. Меж ними слабо горели точки дрейфующих поодаль медуз. Прибитый похлебкой огонек неуверенно высовывался меж прогоревших сучьев. Очень хотелось лечь рядом и выспаться.

И очень не хотелось рыскать по ночному лесу.

— Брюс! — от вопля Дьенка у Брюса снова заложило уши. — Брюс, она провалилась!

— Кто бы сомневался.

— Там трясина, и она… — Дьенк суматошно кружил вокруг. — Брюс, помоги!

— И не подумаю.

— Она провалилась почти с головой! — Если бы призраки умели дышать, то Дьенк вопил бы сейчас, задыхаясь. А так голос его звучал до неприличия ровно. Только взволнованно. — Самой ей не выбраться!

Вот ведь наказание на Брюсову голову…

— Где?

— Я… — Дьенк в ужасе замер. — Я не знаю! Я не могу показать… Я…

Тьфу!

Брюс, ругнувшись, поспешил в пролом в зарослях, оставленный убегавшей Элией. Во тьме искать следы невозможно, но она так лезла, не разбирая дороги, что, скорее всего, измочалила массу ветвей. И вряд ли удрала слишком далеко.

Проклятье! Да здесь темнотища! А после света костра так вообще словно в бочке со смолой. Даже летучие медузы куда-то подевались.

— Дьенк!

Перепуганное привидение возникло прямо перед Брюсом, заставив отшатнуться.

— Быстрее! Она тонет!

— Скажи ей, чтобы закричала. Иначе мне ее не найти…

Дьенк сгинул. Брюс во все стороны вертел головой, пытаясь приглядеться. Ночной лес вокруг жил своей жизнью: шелестели ветки, дробно протопало и пропыхтело справа, мигнули желтые огоньки слева. Крупная, с человеческую голову медуза зависла в ветках, как мягко горящий и ничего не освещающий фонарь. Россыпь зеленых светлячков на стволе рядом закрутила медленный завораживающий хоровод…

Брюс отпрыгнул прежде, чем что-то длинное попыталась сцапать его за ноги.

— Брюс… — Вернувшийся Дьенк казался ошарашенным. — Она не хочет.

— Чего не хочет?

— Звать на помощь.

И почему его это не удивляет?

— Отлично! Значит, я свободен.

— Она не выберется сама, — с отчаянием сказал Дьенк. — Помоги ей, пожалуйста!

— Забирайся в нее и заставь орать! Хотя бы подать голос!

— Я не могу.

— Боишься за себя?

— Я дал ей слово не делать этого.