Книга Тайна двух лун - Ксения Грациани

– Я не мог, Арольд узнал о сеансе гипноза и запретил приближаться к тебе под страхом увольнения. В какой-то момент я и сам поверил, что только наношу тебе вред своим присутствием…

– Это не так, – покачала головой Лиз, – с тобой я чувствовала себя счастливой… и почти нормальной… Но, к сожалению, мой случай безнадёжен, не стоит рисковать местом, ради меня. Тебе лучше уйти, пока Анна не пришла…

– Лиз, – я взял её лицо в свои ладони, – посмотри мне в глаза и выслушай внимательно. Ты не больна.

Она опустила веки и замотала головой, через силу улыбаясь.

– Поверь мне, – повторил я, продолжая ловить её взгляд. – Если больна ты, то болен и я, потому что и ко мне является девушка с твоим лицом и чужими глазами.

– Что ты говоришь? – она тревожно посмотрела на меня.

– Ты не больна, Лиз, – повторил я, – ни один доктор не сможет тебе помочь, потому что ты не нуждаешься во врачебной помощи.

– Я тебя не понимаю, Артур. Зачем ты говоришь мне всё это? – её щёки раскраснелись, дыхание стало сбивчивым, она потянулась к тумбочке, на которой лежала доза успокоительного.

Я остановил её руку.

– Не принимай таблетки. В тебе живёт потусторонняя сила. Просто поверь мне, это так. Она завладевает тобой, Лиз, а лекарства только делают твоё сознание более безвольным и податливым для вмешательства извне. Пообещай мне, что больше их не примешь.

– Но я должна, сестра контролирует меня.

– Сделай вид, что выпила, а затем выплюнь незаметно. Обещай поступить так, как я тебе говорю.

– Но я…

– Лиз, просто поверь мне.

Я понимал, что мои просьбы бессмысленны до тех пор, пока она не знает всей правды. Времени у меня было в обрез. В коридоре уже слышалось движение санитарной тележки, на которой дежурная медсестра развозила больным утреннюю дозу лекарства. И тогда я решил рассказать Лиз всё, что знал сам: об её отце и убийстве в амазонской сельве, об Аламеде и моих снах. Я говорил, но выражение её лица не менялось. Она смотрела в пустоту, лишь изредка переводя на меня взгляд, но я знал, что внутри её бушевал настоящий пожар, и боялся, как бы он не сжёг Лиз, как бы весть об отце не оказалась для неё слишком тяжёлой. Но едва я закончил, за стеной брякнула тележка санитарки, дверь открылась, и по взгляду вошедшей Анны я понял, что вижу Лиз в последний раз. Ледяной голос старшей медсестры сухо попросил меня выйти из палаты.

Спустя три дня в клинику вернулся Арольд и тут же вызвал меня к себе. Я сидел за его столом, созерцая лысый, в коричневых пятнах череп. Такие же, в пятнах, старческие кисти рук пододвинули мне под нос письмо об увольнении.

– Думаю, вам не нужны пояснения, – сказал он, не поднимая взгляд.

– Отчего же, – ответил я жёстко, – с интересом выслушаю их.

Арольд посмотрел на меня и ухмыльнулся.

– Вы пробрались ночью в палату пациентки. Вам этого аргумента недостаточно?

– Было уже утро, – поправил я его.

– Простите? – переспросил он, хмуря лоб.

– Вы сказали, что я пробрался в палату Лиз ночью, но было утро, половина шестого.

Он откинулся на спинку кресла, заинтересованно глядя на меня.

– Ланнэ, вы прекрасно знаете, что не должны были находиться там, но если вам недостаточно этого аргумента, то побег одного из ваших пациентов станет веским к нему дополнением.

– О ком это вы?

– Вы утверждаете, будто не в курсе того, что Патрик Бейтс сбежал? – Арольд вскинул бровь. – Мистер Бейтс в бешенстве. Сказал – едва сына отыщут, он переведёт его в другую клинику. Теперь я по вашей вине должен ломать голову над тем, как заставить его передумать…

– С чего вы взяли, что Патрик сбежал? – прервал я заведующего, изобразив крайнее удивление. – Я выписал его.

– Вы что?.. – кажется, у Арольда от негодования затряслись руки.

Я лишь пожал плечами, едва сдерживая улыбку, и вынул из нагрудного кармана свёрнутую бумагу – мою копию выписного листка, который я только накануне передал Патрику после нашего разговора. Я откровенно изложил ему моё шаткое положение в клинике и перспективы его дальнейшего лечения под руководством Арольда. Кажется, молодой писатель сделал верный выбор.

– Подписывайте документы, – сказал Арольд, стиснув зубы.

– Вы уверены, что доктор Шварц-Гаус, вернувшись из поездки, одобрит ваше решение? – спросил я, хотя и не надеялся, что это поможет.

– Шварц-Гаус, как и я, и остальной персонал клиники, зависит от взносов, которые платят родственники наших пациентов, – сухо отрезал Арольд, принимая из моих рук подписанную бумагу. – Всего доброго, Ланнэ.

Не могу сказать, что увольнение слишком сильно выбило меня из колеи, я даже всерьёз подумывал тогда о том, чтобы навсегда покончить с врачебной практикой. Попрощавшись со своими пациентами и медперсоналом, в тот же день я уехал в Цюрих, снял там первую подвернувшуюся комнату и занялся поисками цыганки.

23. Выбор

Время летело незаметно. Вода медленно, но верно подступала к холму, и замшелая влага начинала взбираться по корням кустарников, росших на его склонах. На западном берегу во всю кипела работа. От упавшего дерева не осталось и следа, теперь его исполинским величием завладело новое детище Арэнка – огромное, высеченное из могучего ствола судно. Его тоже прозвали Великаном, в дань погибшему дереву. Борта уже обтесали снаружи и почти закончили выдалбливать изнутри. Оставалось ещё покрыть его толстым слоем смолы, перемешанной с соком ядовитых растений, чтобы держать подальше тех морских тварей, которые не прочь полакомиться древесиной. Лодка получилась гораздо больше прежней. Каждый раз, когда Аламеда смотрела на неё, она напоминала ей половинку продолговатой скорлупы огромного ореха.

После разговора с Муной Аламеда ждала, что вскоре та нанесёт ей удар исподтишка, выполнит свою угрозу настроить против неё всё племя, но та, наоборот, была как-то чересчур тиха и молчалива в последнее время. Не вбегала в хижину, будто ураган, не говорила Аламеде колкости по любому поводу. Целыми днями она пропадала в лесу, собирая в одиночестве ягоды и коренья. Даже Нита начала беспокоиться за сестру.

Однажды утром, в один из дней отдыха, поднялся большой переполох. Солнце занималось над лесом. Всё племя сидело вокруг нагреваемого на огне плоского камня, на котором пеклись утренние лепёшки из семян жёлтых колосков, что росли в лесу. Их так и прозвали – хлебные колоски. Это Калу̀ догадалась, что из толчёных семян получается вкусная мука. Мальчишки, поевшие раньше всех, убежали играть на берег. В подражание взрослым они строили свои лодки, выдалбливая заострёнными камнями углубления в толстых ветках, и затем пускали их по воде, соревнуясь, чья проплывёт дальше. Но в этот раз, не успев уйти, ребятня вернулась в поселение и стала звать всех быстрее спуститься к воде, чтобы посмотреть на Великана.