Книга Еще один шпион - Данил Корецкий

После обеда втроем прогулялись по проспекту Хайме.

Любовались закатом на набережной у городского рынка.

Семаго вручил ему подарок — бутылку настоящего «Pervach», еле отыскал в одной лавчонке на окраине, ее держит бывший одессит. Пригласил Родиона в гости, когда тот будет в Москве.

У Родика тоже оказались припасены с собой подарки (ничего удивительного). Наташке — театральную сумочку в кристаллах Сваровски. Семаго — президентский портфель лосиной кожи.

Этой ночью — последней ночью, что они проводили в номере «Альмудайны», у Семаго наконец-то получилось заняться сексом с Наташкой. В смысле, что все получилось и ничего ему не помешало: ни сама Наташка, ни его организм.

Утренним рейсом в 9-17 они вылетели в Москву. Отдых удался на славу.

* * *

Еще на лестничной площадке Родион услышал телефонный звонок. Торопиться не стал. Поставил чемодан, на ручке которого болтался багажный корешок «Эйр Франс», отыскал ключ, спрятанный в дальний кармашек сумки, открыл дверь.

Телефон все еще звонил. Его парижские знакомые, люди занятые, бросали трубку после четвертого или пятого «пустого» гудка, никто не ждал подолгу. Исключение составляла мама, которой хватало терпения дождаться, пока сынок не проснется или не придет из ванной, или пока не сработает автоматический сброс. Но мама звонила редко, а Родион буквально позавчера говорил с ней из отеля в Пальма-де-Майорка… Или что-то случилось?

Квартира хранила следы спешных сборов. Трубку он нашел под сваленным на диван бельем. Это была не мама. Звонил Боб.

— Как отдохнул? — спросил он.

— Отлично. Спасибо. Оставил на Майорке небольшое состояние, как ты и говорил. Кстати, копии чеков я сохранил, так что…

— Это не важно, — перебил Боб. — Нам надо встретиться, Роди.

— Прекрасно. Ты в Париже?

Вместо ответа Боб сказал:

— Тринадцатый округ хорошо знаешь? Торговый центр Масена найдешь? Я буду ждать тебя на парковке с южной стороны в 13–00. Встану напротив главного входа. «Ситроен» такого цвета… ну, как обои у тебя в прихожей, понял? Увидишь сразу. Не опаздывай.

И положил трубку.

Родион прошелся по гостиной, постоял у окна. Сел в кресло. Встал, выглянул в прихожую. Вернулся, опять сел.

Он знал, что после его возвращения с Майорки они должны будут встретиться. Даже отыскал для этого случая неплохой русский ресторан рядом с вокзалом Сен-Лазар — сало «а-ля рюсс», рыжики с кислой сметаной, настоящая московская водка. А тут — у черта на куличках, среди иммигрантских многоэтажек… китайцы, арабы, торговый центр какой-то жуткий. Зачем? И разговаривал Боб как-то странно. Никаких тебе трали-вали, шуточек-прибауточек — сухо, по-деловому. И с этим «ситроеном» еще…

Но Родион, если честно, был к этому готов. Даже ждал. Он давно уже не тот наивный голодный мальчик, что уплетал когда-то луковый суп в «Кабачке мамаши Катрин». Кое о чем он догадывался. О Бобе. И об отце. И о себе тоже. С матерью они никогда напрямую не обсуждали эту тему, все только полунамеками да полувздохами, из которых следовало, что отец стал жертвой чудовищного недоразумения, а так он ни в чем не виноват, конечно. Ладно. Теперь речь не об отце, о нем самом. Как называется то, что связывает его с Бобом? Взаимная симпатия? Маленькие дружеские услуги? Наивно твердить что-то о чистой дружбе после этой поездки на Майорку. Боб предложил ему эти каникулы, Боб щедро оплатил их, поставив одно-единственное условие: установить контакт с конкретным лицом, с Семаго. Хотя это не было высказано напрямую, в лоб. Внешне все выглядело очень благородно: мол, понимаешь, Роди, на Майорке сейчас отдыхает близкий друг твоего отца, его однокашник, и тебе, наверное, хотелось бы встретиться с ним, расспросить, поговорить и вообще как-то наладить отношения… И вот тебе двадцать тысяч наличными, нет-нет, только не отказывайся, это не важно, откуда эти деньги, главное, чтобы вы хорошо провели время, чтобы вам было нескучно вместе, чтобы хотелось встречаться еще и еще, понимаешь? Конечно, Родион понял. Вслух ничего не сказал, но понял прекрасно. Он согласился. Взял деньги. Установил контакт. Произвел самое благоприятное впечатление. Отработал свою сумму. И — что дальше?

А теперь пора тебе, девочка, узнать: то, чем мы с тобой занимаемся, это не игра в больницу и не лечебный массаж. Ты трахаешься за деньги, девочка. Трахаешься неплохо. Будь добра назвать свою цену, чтобы нам как-то дальше строить наши отношения.

Вот именно. Сегодня ему главное не продешевить.

* * *

Красный «ситроен» напротив главного входа он нашел сразу. Только за рулем сидел не Боб. Незнакомый пожилой мужчина жевал зубочистку и смотрел на Родиона с выражением неземной скуки, характерным для парижских таксистов.

— Простите, — сказал Родион, — но я…

— Все правильно, приятель, — сказал мужчина, включая двигатель. — Ваш друг не смог приехать, он извиняется. Садитесь. Придется немного прокатиться.

Родион сел. Они выехали на бульвар Шуази, пересекли бульвар Периферик, который служил границей города, потом долго кружили по улочкам с односторонним движением — казалось, водитель заблудился. А может, он нарочно ездил кругами. В конце концов машина остановилась около длинного шестнадцатиэтажного дома, который живо напомнил Родиону московские микрорайоны, Бутово какое-нибудь. Тесный грязный двор, бетонные «карманы» для мусорок, забитые старыми машинами парковки. И целые стаи подростков всех оттенков кожи — словно гетто для несовершеннолетних, которые здесь живут и размножаются сами по себе. После десяти вечера Родион, наверное, не рискнул бы здесь появиться.

Уступая место какой-то развалюхе, водитель загнал машину прямо на пешеходную дорожку.

— Во-он, ближний отсюда подъезд, квартира 146, — сказал он, для верности показав пальцем, куда следует направляться. — Там ждут.

Родион опять засомневался было, он хотел уточнить на всякий случай, кто именно там ждет его и зачем. Но водитель поторопил:

— Идите, идите, не стойте. Все правильно.

— Что правильно?

— Квартира 146, — повторил водитель.

Родион поднялся на второй этаж. Длинный коридор общажного типа. Где-то ревела музыка, слышались громкие голоса. Дверь, которая была ему нужна, находилась в самом конце коридора. Стену рядом с ней, небрежно захватывая кое-где и дверное полотно, покрывали какие-то аляповатые надписи, аббревиатуры, выполненные из баллончика. Родион позвонил. Сразу щелкнул замок, дверь отворилась. На пороге стоял Боб с пустым стаканом в руке.

— А, заходи. Можешь не разуваться, здесь и так сарай.

Он отступил в глубь квартиры, помахал стаканом, приглашая за собой.

Здесь было пусто, голо и грязно. Пол покрывал потрескавшийся линолеум, на стенах кое-где висели постеры с иероглифами и незнакомыми узкоглазыми киноактерами, но по большей части не было ничего, даже обоев. В гостиной стояли три довольно приличных кресла, между ними — разложенный наполовину теннисный стол. Бутылка виски, стакан, вскрытая банка с жареным арахисом. Да, и две ракетки для пинг-понга.