Книга Билет на бумажный кораблик - Анастасия Дробина

Он встал, зажег свет. Взяв с подоконника мятую пачку сигарет, закурил, и только сейчас, увидев освещенное на миг красным огоньком его лицо, я окончательно узнала Шкипера. Он почти не изменился: те же светлые глаза, те же брови, почти сросшиеся на переносице, те же резкие скулы. Но что-то неприятно царапало мое зрение, и я поняла, что это, лишь поднявшись с дивана и подойдя к Шкиперу вплотную. У него сильно поседели волосы, из черных сделавшись почти сплошь цвета перца с солью. Меня это так напугало, что я даже перестала икать.

– Господи, Шкипер! Это что?!

– А-а, фигня… – равнодушно сказал он, проследив за моим взглядом. Загасил прямо о подоконник сигарету, улыбнулся: – Ну, ты как вообще, детка?

– Лучше всех! – Я негодующе высморкалась в мокрый платок. – Слушай, у тебя совесть есть?!

– М-да… – несколько смущенно буркнул он, поглядывая за окно. – Слушай, извини. Конечно, поосторожнее надо было… Ну, что ты от них хочешь?! Придурки…

– Ты мне зубы не заговаривай, – всхлипнув в последний раз, придушенно сказала я. – Что это за комедия с похоронами была? Я чуть сама не умерла прямо на могиле…

– Да, мне Боцман рассказывал. – Шкипер по-прежнему смотрел в окно. – Знаешь, я как-то не рассчитывал…

– Не рассчитывал он… – проворчала я, но тут же поняла, что ругаться с ним у меня нет никакого желания. Я вернулась на диван, села с ногами, обхватив руками колени.

– Слушай, Шкипер, ну почему? Зачем?!

Он бросил недокуренную сигарету, сел рядом со мной и коротко объяснил, что тогда, год назад, у него просто не было вариантов. Подробностей он, как обычно, никаких не сообщил и просто сказал, что нажимали конкуренты и, не разыграй они с Боцманом этот спектакль с похоронами, через пару недель пришлось бы организовывать настоящие.

– Где ты был все это время?

– За бугром. Бизнес налаживал.

– А почему… – Я запнулась. Мне очень хотелось спросить, почему Шкипер не сказал правды мне. Но тут же я подумала: а кем, собственно, я была Шкиперу, чтобы он посвящал меня в свои планы? Любовницей? Да мало ли у него таких, как я… Я промолчала, но мысли мои, видимо, отразились на лице, потому что Шкипер медленно сказал:

– Тебе мы сказать не могли. Боялись, что… Ну, понимаешь, там, на кладбище, все натурально должно было быть. Там ведь и органы были, и конкуренты, и братва… Ни у кого даже мысля не должна была проскочить, что похороны липовые. Если бы ты правду знала, разве бы ты такой концерт закатила?

Я вспомнила собственные душераздирающие рыдания на боцмановской груди возле свежей могилы и, соглашаясь, кивнула.

– И потом, кто знал, когда я… того… оживею? Мог бы и вообще лет на десять на дно уйти. Я и сейчас здесь нелегально пока, только чижики мои знают.

– А зачем явился? – спросила я, уже предчувствуя ответ, уже ощущая холодок на спине. И не ошиблась.

– За тобой, – спокойно сказал Шкипер. Я, как могла, изобразила недоверчивую улыбку.

– Здрасьте, схватился… Не прошло и пятилетки.

– Надо же было дождаться, чем у тебя с негром кончится, – совершенно серьезно сказал Шкипер. – Вдруг бы ты с ним улетела?

Я изумленно посмотрела на него. Шкипер невозмутимо разглядывал покрытую трещинами стену. Чуть погодя сказал:

– Я тут оставаться пока не могу, сама понимаешь. Со мной поедешь?

– К-куда?

– Куда хочешь. Хочешь – в Америку, хочешь – в Австралию, хочешь – в Париж.

– Ты в Америке живешь?

– В Италии. Но ты сможешь жить, где тебе захочется. Так как?

Я молчала. Затем осторожно сказала:

– Шкипер, я не знаю. Подожди, не гони. Мне подумать надо.

– Думай, – согласился он. Встал. – Жиган тебя отвезет.

Я тоже встала, вышла в прихожую, где уже было темным-темно, на ощупь нашла сумку. Шкипер стоял в дверном проеме, в темноте я видела только его силуэт.

– Пока. – Я взялась за дверную ручку. Он не ответил. Я открыла дверь и, не оглядываясь, вышла на пустую лестничную клетку.

Ребята курили внизу, около машин. При виде меня они переглянулись, но никто ничего не сказал, а Жиган не торопясь подошел к своему джипу и открыл переднюю дверь. Я села; глядя в окно, сказала:

– Домой.

За окном машины темнел вечерний город. Было душно, со стороны Орехово-Борисова шла гроза, сизая туча уже обложила сады Коломенского и угрожающе посверкивала всполохами молний, но ни грома, ни дождя еще не было. Порывы ветра трепали чахлые тополя вдоль дороги, выворачивали наизнанку их серые от пыли листья. Глядя на них, я думала о том, что совсем скоро, может быть, завтра, уеду в Крутичи, к Маруське и буду сидеть на прогретой солнцем поляне, обняв руками деревянного Перуна. И все пройдет.

Жиган вел машину молча и, только сворачивая на Таганку, сказал:

– Дура ты, мать.

Возможно, он был прав. Но мое горло сжимала такая судорога, что больно было дышать, и я не смогла ничего ответить ему. В полном молчании мы въехали в мой двор. Жиган проводил меня до квартиры и, не прощаясь, запрыгал обратно по лестнице.

Я открыла дверь одновременно с первым ударом грома, с досадой вспомнив, что в квартире никого: Жозе уже второй день гостил в общежитии университета Лумумбы у земляков. Темную квартиру осветила, ярко блеснув на крышке рояля, мертвенная вспышка молнии, и тут же снова потемнело. Мне стало страшно. Я бегом пролетела по всем комнатам, зажигая повсюду свет, и чуть не закричала, когда в комнате Жозе меня снова встретила молния и в ее свете в лицо мне оскалился со стола Огун. Воистину, встреча с неудавшимся покойником расшатала мне нервы.

– Отче наш, иже еси на небесех… – пробормотала я молитву, спешно покидая владения Огуна и прячась на кухне. Там уже дождь заливал водой подоконник открытого окна, и капли звонко шлепались на пол. Я захлопнула створки, села за стол. Мельком увидела свое лицо в круглом зеркале на столе и поняла, что в ресторан на работу не поеду точно.

Да, решено. Завтра же – к Маруське. Близится Иван Купала, самые травные дни, и мы с утра до ночи будем бродить по лесу и дальним лугам, собирая в безразмерные сумки нужные травы и цветы. Перун ждет меня в зеленом сумраке ветвей, а за ним поблескивает темная вода лесного бочага, в которую так зябко входить на рассвете, когда она покрыта розоватым киселем тумана. Снова будут короткие летние ночи, круглая луна над лугом, ее насмешливый лик, отражающийся в бочке с водой у крыльца. Будут стремительно проносящиеся июльские грозы, после которых так свежеет воздух и так весело шелестит мокрая листва в яблоневом саду. Будет одуряющий запах столетней липы под окном дома, и мы с Маруськой будем собирать золотистые соцветия, взобравшись по корявым ветвям почти на самую макушку. Будет земляника в банке, грибы в огромных корзинах, покрытые прошлогодней хвоей и комочками земли, скрип колодезного вала, сочащийся каплями сруб, ледяная вода, плещущая на босые ноги… И я все забуду. Забуду, как всегда.