Книга Проданная - Кира Шарм

— Потому, — серебряные глаза, поймавшие меня в отражении, темнеют.

Скользит рукой по плечу, поднимается к шее.

Замираю, шумно втягивая воздух. Напрягаюсь каждой клеточкой.

Но руки Санникова на удивление нежны. Прямо до мучительной какой-то истомы. Как ему это удается? Вот так смотреть? Так прикасаться? И уметь быть таким нежным, хоть на самом деле он далеко не такой!

Но я не представляю, чтобы хоть один человек на земле умел своими прикосновениями, даже самыми легкими касаниями, вызвать такой ураган чувств! Он будто говорит ими. И это так не вяжется с его истинным отношением ко мне! С его натурой! Кровожадной, мстительной, страстной и жестокой!

— Так слишком откровенно, — резко дергает молнию сзади вниз, а я вся вздрагиваю.

И взгляда в отражении от моих глаз не отводит. И я, будто загипнотизированная, не отвожу своих. Будто тону в расплавленном металле все сильнее темнеющих глаз. И мурашки по всему телу рассыпаются. Насквозь током бьет от этого взгляда.

— Ты будто обнажена в этой одежде. Софи-ия. — голос Санникова становится умопомрачительно бархатным. И ревучие нотки, как у огромного урчащего кота впитываются прямо в кожу, ласкают, заставляя голову закружиться.

— Как будто выставляешь напоказ свою нежную кожу…

Платье, струясь по фигуре, опадает вниз.

Его руки оглаживают тело по краям, едва касаясь, вызывая сотни и тысячи бешено летящих по коже мурашек. Как вспышки шампанского, они словно выстреливают на поверхности кожи. Так сладко… Будоража и дразня… И глаза эти сумасшедшие, впечатывающие меня в себя будто насквозь… Будто, прошивает меня и вовнутрь впивается расплавленным серебром своим… В самую душу…

— Твоя кожа сама как шелк и перламутр, ты знаешь? Будто светится, переливается чуть розоватым отливом…

Его руки опускаются на мою грудь.

Не отрывая взгляда в отражении, он водит пальцами по кругу, сквозь невесомое, неощутимое нежно-розовое кружево, приближаясь к соскам.

Время и пространство исчезают.

Я забываю, где я. Будто нет ничего в этом мире, никого, только он и я. И эти безумные ощущения, нарастающие, накрывающие все новыми и новыми волнами. Блаженство, растекающееся под кожей, взрывающееся щекочущими, жгучими пузыриками уже там, внутри…

— Ах, — стону, выгибаясь спиной, когда пальцы вдруг резко сжимают заостренные возбужденные донельзя вершинки сосков.

Спиной ощущаю, как он возбужден. Каменный огромный бугор, что упирается прямо в позвоночник. Неосознанно прижимаюсь в его горячей, даже сквозь рубашку обжигающей груди обнаженной, уже горящей сладостной истомой кожей.

Подрагиваю вся под его руками, пьянею от его шумного, участившегося дыхания. И будто простреливает всю насквозь, когда он проводит ногтями по самым вершинкам, по-прежнему сжимая соски.

Простреливает до низа живота, разливаясь между ногами жаркой, нетерпеливой, сумасшедшей влагой. Заставляя пульсировать все внутри, застонать от мучительной потребности более жадных, более порочных и откровенных прикосновений.

Я все горю. Все пылаю. Пульсирую везде, внутри и кожей, каждой клеточкой. Я с ума схожу.

Прикрываю глаза, опуская голову на плечо Стаса. Вся растворяюсь, вся отдаюсь этим ощущением…

— Софи-ия, — хриплый. будто надорванный голос, а его губы опускаются на мои…

И вся магия разлетается на ошметки. На тысячи разорванных кусков.

В нос резко бьет чужой запах.

Терпко-сладкий омерзительный запах женских духов, что даже после душа не выветрился из его волос.

Бьет прямо по оголенным нервам.

А его рука резко летит вниз, разрывает тончайшее кружево трусиков, вонзаясь прямо вовнутрь…

Заставляя очнуться.

— Подонок!

Не успеваю сообразить, как моя рука взлетает вверх, хлестко ударяя Санникова по щеке.

Больно.

Отшатываюсь от него, чувствуя, как ломит каждую косточку в ладони.

Не соображая вообще ничего, только видя перед собой красную пелену, что яростью и жгучей обидой затапливает насквозь, замахиваюсь снова. Плевать на боль! Та, что внутри сейчас, раздирает сильнее.

— Подонок… — шиплю прямо в искривленные губы, когда Санников, перехватив ее, резко сжимает запястье, вжав меня в стенку кабинки. Нависнув так, что. кажется, сейчас просто размажет меня под ней. И заодно вдавит прямо в живот, раздавив кожу и внутренности свой огромный член, который ударяет в кости так, что трудно дышать.

— Ты забываешься, Софи-ия. — режет меня острым лезвием ледяной голос. Пылающие огнем глаза прожигают клеймо, оставляя ожоги там, где останавливается взгляд.

— Не забываюсь. Санников! Всю ночь со шлюхами своими провел, а теперь и со мной — тоже, как со шлюхой! Прямо здесь меня решил взять! Плевать тебе, что это публичное место! Плевать, что в соседнюю кабинку могут в любой момент зайти и все услышать! Что все в магазине понимают, зачем ты сюда вошел! Потому что ты же нормально не умеешь! С женщиной! Не-ет! Ты можешь только покупать! Платить и брать! Тебе не понять, что бывают не шлюхи, ведь другие на тебя и не смотрят, да. Санников!

Пусть я не могу надавать ему пощечин, но мои слова бьют его не хуже. Вижу, как лицо дергается от каждого слова. Ну, хоть так…

— Только я не шлюха, Санников, — снова перехожу на сдавленное шипение. — Ты меня не испачкаешь, не вываляешь в своей грязи! Я все равно останусь собой, настоящей! Что бы ты со мной не делал! Просто отключусь, и… И перетерплю. Тебя. А после отряхнусь и сумею расправить плечи!

— Одевайся, — его лицо снова превращается в маску. Только что полыхал яростью, тяжело с хрипом дышал, — и вот уже снова будто из камня высечен. Ни единой эмоции. Один лед.

— Вот в это. Если не хочешь выглядеть обнаженной при толпе шлюхой.

Мне в лицо летит черное вечернее платье.

— Выйди! Я могу одеться и без тебя!

— Я заплатил, — его рука сжимает подбородок, пальцы скользят по скулам. — Ты не шлюха, да. София. Совсем не шлюха. Но я тебя купил. И я люблю сам одевать свои игрушки.

Нагибается, поднимая мою ногу. Просовывает в кружево нового черного белья. Также подымает и вторую. Скользит по ногам, натягивая вверх тонкие трусики.

Вертит во все стороны, осматривая. После надевает плотный черный бюстгальтер.

Сам надевает на меня длинное платье с низким декольте, в пол, с одуряющей распоркой почти до бедра. Сам оглаживает, расправляя морщинки и складки на платье. Застывает, оставив руки на моих бедрах.

Платье и правда сидит идеально. Я выгляжу роскошно.

Черный цвет и крапинки еле уловимого золотого отлива подчеркивают волосы, которые будто начинают светиться золотым.