Книга Недоросль имперского значения - Дмитрий Луговой

Я, молча, вылез. Под ногами песок. Кроме первого типа, вокруг ещё пятеро. Все при оружии. Высоко меня тут ценят! Только я не совсем больной на голову, чтобы сопротивляться. Убить не убьют сразу, но по рёбрам надавать могут. Снаружи зябкая сырость, но болотиной не тянет. Похоже, рядом вода. Хотя, что я говорю? Тут под Питером везде «Вода, вода. Кругом вода». Сверчки, которым дела нет до людских разборок, вовсю стараются, стрекочут, как кумушки на базаре, мешая мне разобрать хоть слово из тихого разговора моих похитителей.

– Пошли! – ради разнообразия в спину упёрлось что-то тупое. Похоже, пистолет. Допотопный допотопным, а убьёт не хуже автомата. Да и калибр между полутора и двумя сантиметрами внушает уважение.

Вот, зараза, влез со своим фонариком. Глядишь, удалось бы разглядеть подробности. А так всё ограничивалось пятачком зыбкого пляшущего света. Удалось различить только то, что мы приблизились к какой-то громадине. Прямо дворец как будто. Только почему-то мне показалось, что дворец этот заброшенный что ли. Как это может быть в восемнадцатом веке? Может просто в темноте почудилось? Скрипнула петлями дверь. Тёмный коридор, поворот, ещё поворот, лестница вниз – пятнадцать ступенек. Опять коридор, дверь, камера, замок, темнота. Удаляющиеся шаги конвоиров. Всё, Стёпка, приехали!

На ощупь, стараясь двигаться максимально осторожно, я приступил к инвентаризации доставшихся мне квадратных метров. Несмотря на осторожность, избежать столкновения не получилось. Я пребольно ударился коленкой о деревяшку, оказавшуюся чем-то вроде низкого топчана. Зашипев от боли, я растёр пострадавший сустав и решил пока прекратить исследование, присев на негостеприимный предмет нехитрой меблировки.

Правильно сделал. Через некоторое время глаза чуть адаптировались, и я стал различать хоть контуры окружающего пространства. Что ж, продолжим. В итоге оказалось небогато. Прямоугольное помещение с низкими арочными сводами, правда, довольно просторное – метров семь на четыре. Каменные стены кладки, сухие, несмотря на то, что помещение явно подвальное. Небольшое окошко под потолком, с толстой железной решёткой и рассохшимися до широких щелей ставнями. Стеклом, естественно, даже и не пахнет. Явно светает, из окошка пробивается первая предутренняя серость. Вдоль одной из длинных стен в три ряда широкие стеллажи, на которых на ощупь обнаружилась то ли рассыпавшаяся крупа, то ли мышиный помёт. Надеюсь, что первое. Тем более, неприятного содержимого было столько, что должен был не один десяток поколений мышей гадить. Такое впечатление, что это помещение раньше не предназначалось для содержания пленников. Да и вообще, пахнет скорее едой. Как будто меня заперли где-то на продуктовом складе. Прикольно… было бы, если б не было так печально: дворец – продуктовый склад.

Я растянулся на жёстких досках, понимая, что заснуть после всего случившегося вряд ли удастся. Что ещё можно сказать об этом месте? Только то, что мои похитители, или их сообщники должны себя здесь чувствовать полными хозяевами. Иначе запрятали бы меня куда-нибудь поглубже. Я же ведь утром и на помощь сквозь окно позвать могу… Всё, это была последняя мысль. Неожиданно сон, не смотря ни на что, сморил меня, как выключателем кто щёлкнул.

Утро. А может и не утро вовсе, а полдень. Уснул-то я почти на рассвете. Зябко. В темнице моей хоть и сухо, но подвал есть подвал, никуда не денешься. С трудом сел на лежанке. На жёстких досках отлежал весь бок, а заодно и руку колет иголочками – отлежал за несколько часов. Да, испортила меня дворцовая жизнь. У монахов почитай на досках спал, и ничего, а тут разнежился. Энергично растирая руку, чтобы восстановить кровообращение, а заодно и согреться, подошёл к окну. Да, солнце явно высоко. Решётка при внимательном обследовании оказалась ржавой, местами изъеденной до такого состояния, что будь у меня хоть какой-то крепкий рычаг, можно было бы попробовать и сломать.

Интересно, меня что, голодом морить собираются? Есть уже реально хочется, аж желудок подводит. Да и до ветру не мешало бы сходить. Не то, чтобы уже приспичило, но всё же. Толкнул дверь. Закрыто, естественно, а чего ещё можно было ждать? Постучал, погрохотал ногой. Ноль эмоций.

На стеллажах оказалось всё же зерно. На удивление чистое. Мне удалось собрать две хороших горсти. Что ж, хоть что-то. Жевал до тех пор, пока челюсти не заболели. Голод приглушил, зато пить захотелось. Закинул в рот несколько зёрен и принялся перекатывать их языком, сглатывая слюну. Ненадолго обманул и жажду.

Подтянувшись на решётке, толкнул ставни. Так и есть – не заперты, но уже вросли в землю. Немного повозившись, всё же обеспечил себе достаточный обзор. И что мы имеем? Пустой двор, ограниченный решётчатой оградой. Ну как пустой… людей нет. А вот барахла всякого навалено, как будто со всех окрестностей хлам свозили. И выкинуть жалко, и хранить в более благоприятных условиях – только место занимать. Прямо за оградой редкие молодые дубки, дальше строевые сосны, янтарными стволами подпирают безоблачное небо, чуть подёрнутое сизым маревом. Вездесущие чайки крикливо напоминают о своём присутствии, хотя самих за деревьями не видно. Так, предположим, что в той стороне залив. Хотя, может и река, или крупное озеро, даже болото может быть. Так что это ничего мне не даёт.

Есть опять хочется… нет, не есть – уже жрать. Снова забарабанил в дверь:

– Эй, там, на воле! Есть кто живой? Сейчас загнусь от голода, будете знать! – решив, что терять всё равно нечего, продолжал долбить, пока нога не загудела от боли. Ничего, у меня ещё одна есть.

– Ну, чаво, чаво долбиссься? Буйный штоле?

От неожиданности я замер, приложив ухо к многострадальной двери.

– Ты кто? – Вышло как-то просительно.

– Сторож твой, хто ж ишшо-та. Да што ты к двери прилип? Здеся я, в окне.

Подтверждая его слова, ветхая ставня жалобно пискнула, потом окончательно слетела со своего законного места. В образовавшийся проём, согнувшись в три погибели, попытался протиснуться худощавый мужичонка, с длинной козьей бородкой. В итоге, ему удалось это акробатическое упражнение, лишь, когда он встал на четвереньки.

– Чё нать? – снова уточнил он.

– Чё-чё… жрать нать, – передразнил я. – И пить.

– О! – удивился мужик, и поскрёб начавшую седеть косматую шевелюру. – Не велено.

– Что значит не велено? Мне что тут теперь голодной смертью помереть?

– Небось, не помрёшь до вечеру.

– А в сортир вывести?

– Куда-а?!

– В сор-тир! В туалет, нужник, до ветру сходить, – блеснул я знанием синонимов данного заведения.

– А-а! – богатый у него лексикон, однако. – Энто можно-ть. А ты не сбёгнешь?

– Ни в жисть! – пообещал я, честно глядя в ему в глаза.

– Смотри у меня! – напоследок предупредил он грозно, и начал пятиться, выбираясь из тесного закутка.

Ага, щяз тебе. Судя по всему, интеллектом тебя Боженька обидел сильно. Опять же, похоже, что действительно никого кроме него сейчас «на объекте» нет. Вот странно. Похищали меня явно не дилетанты, а охранять оставили это недоразумение. Мне бы только чуть удачи – стрекону так, что за пятками не уследишь. За дверью завозились.