Книга Заколдованный замок - Вера Крыжановская

Однажды ночью Анжеле было особенно худо и она пришла в сознание. Бедная женщина узнала меня и улыбнулась. Когда же она заметила барона, она вскрикнула от ужаса и снова лишилась чувств.

Тогда врач объявил, что если барон желает, чтобы его супруга осталась жива, он не должен показываться ей.

Беранже послушно удалился, но запретил под страхом смерти оставлять под руками Анжелы ножи или какие — нибудь другие орудия, которыми она могла бы лишить себя жизни. Он снова стал посещать башню, приказав, чтобы его извещали каждый час о ходе болезни. Я же остался с больной, и мы берегли ее, как зеницу ока.

Наконец, молодость победила недуг и Анжела стала медленно поправляться. Как только она была в состоянии ходить, она объявила, что желает уехать из замка.

— Я поеду к королю и буду просить у него милости и правосудия. Он знает меня. Если же это не удастся, я брошусь к ногам какого — нибудь рыцаря и буду умолять его о покровительстве и защите, — говорила она мне.

Я со слезами убеждал ее, что Беранже ни за что на свете не отпустит ее и что она обязана простить мужа. Но Анжела оставалась непоколебимой. Впрочем, в то время ей трудно было бежать, так как она была настоящей пленницей. Воины стерегли дверь ее комнаты, замок был приведен в осадное положение и часовые охраняли все выходы.

Мало — помалу Анжела впала в глубокую апатию. Она сделалась мрачна и молчалива, и окончательно отдалась своим тяжелым думам. Ни мои слезы, ни мои просьбы не действовали на нее. Наконец, врач объявил, что ей необходим свежий воздух. Тогда ее вынесли в садик при замке. Барон наблюдал за нею в окно и не позволял ей сделать ни шагу вне стен замка.

Видимое нетерпение стало овладевать Беранже. Он во что бы то ни стало хотел помириться с женой, но, боясь гнева и упреков Анжелы, желал, чтобы она предварительно согласилась заключить с ним мир. Между прочим, он поручил мне передать ей, что если она не поклянется на Евангелии, что отказывается от всякой мысли о бегстве или самоубийстве, то она останется пленницей до самой его смерти, так как, пока он жив, он никуда ее не отпустит.

Молодая женщина равнодушно выслушала мои слова и ничего не ответила на них.

Прошло более двух месяцев, а все мои усилия по — прежнему оставались тщетными. Напрасно я проповедовал, приводил из Евангелия все тексты, предписывающие прощать обиды, и приводил слова Спасителя, приказывавшего воздавать добром за зло, — на все мои аргументы Анжела отвечала только презрительным молчанием или горькой улыбкой.

Я уже не знал больше, что мне делать, Беранже с каждым днем все настойчивей требовал, чтобы я кончал возложенное на меня дело и его внутреннее раздражение сильно отражалось на окружающих. Терзали ли его угрызения совести, не знаю, но ему, очевидно, было очень стыдно, хотя он в этом и не сознавался.

Истощив все средства, я решил прибегнуть к строгости.

— Дочь моя! — сказал я однажды. — Из того, что вы так упорствуете в своей антихристианской злобе, я заключаю, что всякое духовное руководство для вас излишне. Итак, я удаляюсь в монастырь и оставляю вас одних с вашим злым сердцем.

— Уезжайте, отец мой, — равнодушно ответила Анжела, — раз вы защищаете действительно злые сердца, вместо того, чтобы сочувствовать моему справедливому горю.

Я находился в крайне затруднительном положении и не знал, что делать, как вдруг случай дал мне в руки неожиданное оружие. Однажды барон сообщил мне за ужином, что поймали обоих угольщиков и что он решил повесить их, но что он готов и простить их, если Анжела лично попросит его за них.

Теперь у меня был отличный предлог, и я проповедовал перед менее глухими ушами. Анжела немного смягчилась и, по крайней мере, ответила мне.

— Я не могу видеть его, отец мой! Это было бы моей смертью, — повторяла она.

Когда же я описал ей, какие угрызения совести готовит она себе, осуждая на гибель двух несчастных, которые приняли и пытались спасти ее, Анжела залилась слезами и, наконец, уступила.

— Я постараюсь заставить себя видеться с ним, отец мой, но только в вашем присутствии. При этом он должен поклясться мне, что вполне простит этих бедняг.

Я передал эти слова Беранже. Он выслушал меня с озабоченным видом.

— Проклятые женские капризы! Однако придется уступить им, — проворчал он. — Итак, отец мой, скажите ей, что я согласен на все, но взамен требую, чтобы она поклялась, что отказывается в будущем от всяких безумств. Надо же когда — нибудь мне спать спокойно, не держа замок в осадном положении ради сохранения своей жены! Главное же, пусть она обещает, что можно будет оставлять ножи, шпильки и веревки, не опасаясь найти ее повесившейся или зарезавшейся. На этом условии я готов признать, что был слишком жесток к ней. Но теперь пусть все это будет забыто! От нее зависит внушить мне лучшие чувства.

Я передал эти слова в более мягкой форме, и Анжела согласилась, наконец, принять мужа. Но она была так расстроена, так нервно возбуждена ожиданием прихода барона, что я почувствовал к ней самое искреннее участие и с тяжелым сердцем удалился в амбразуру окна. Я чувствовал себя очень неловко, так как отлично сознавал, что при подобном свидании всякое третье лицо будет лишним.

В эту минуту раздались быстрые шаги и дверь в комнату отворилась. Анжела слабо вскрикнула и лишилась чувств, увидя приближавшегося к ней Беранже.

— Не доставало только этого! — вскричал барон. — Отец мой! Дайте мне скорей воды.

Я подал ему дрожащими руками воду и скоро молодая женщина пришла в себя. Я был крайне удивлен, когда увидел, что Беранже сжал Анжелу в своих объятиях и в самых нежных и страстных выражениях просил у нее прощения за свои грубые слова и свою жестокость к ней и клялся ей в неизменной и глубокой любви.

Молодая женщина ничего не отвечала, но, прислонившись головой к груди мужа, она молча переносила его поцелуи и выслушивала нежные слова.

Несмотря на свое волнение, Беранже не забыл про обещанную клятву. Когда же Анжела поклялась никогда не пытаться бежать и не покушаться на свою жизнь, барон, видимо, был вполне удовлетворен.

Дальнейшее время проходило в полном покое, и к Анжеле мало — помалу вернулись ее прежние свежесть и оживление. Беранже, видимо, старался заставить ее забыть свои проступки и до такой степени был влюблен в свою жену, что в течение нескольких месяцев едва заглядывал в проклятую башню, где по — прежнему жил старый колдун. Позже страсть к дьявольским занятиям снова овладела им, но все — таки не до такой степени, чтобы смущать его семейную жизнь. Когда у них родился первый сын, барон очень, гордился им и был искренне счастлив за Анжелу, так как маленький Амори вознаградил ее за все, о чем, может быть, она еще сожалела в глубине души. Ее монотонная и уединенная жизнь получила теперь новую цель.

Я должен прибавить, что Анжела никогда ничего не узнала об ударе бича. Подобного оскорбления она, конечно, никогда не простила бы. Беранже, под страхом смертной казни, запретил людям хоть словом упоминать об этом случае. Молодую женщину мы уверили, что ее ранил один из воинов, пытаясь вытащить копьем из — под ног лошади.