Книга Старший брат моего жениха - Лина Манило
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ждала ли она? Или обрадовалась, что я так и не объявился? Несколько раз даже порываюсь набрать ее номер, но откладываю эту идею до лучших времен — слишком взвинчен сейчас, чтобы с ней общаться. Боюсь, что злость выльется в самый неподходящий момент, и тогда Кира вряд ли хоть когда-нибудь захочет меня видеть.
Таксист делает музыку погромче, а я пялюсь в окно, пытаясь накинуть строгие ошейники на взбунтовавшиеся мысли и эмоции, но куда там? Напряжение лишь растет с каждым километром, и я сам себе напоминаю гранату, с которой сорвали чеку — в любой момент рванет, только держись.
Когда дорога сворачивает вправо, а расстояние до окраины стремительно сокращается, нас вдруг обгоняет темно-серая легковушка весьма потрепанной наружности. Чуть не подрезает, заносит задницу влево, но все-таки выравнивается и гонит вперед.
— Пожар там, что ли? — бурчит таксист, выжимая газ.
Явно хочет обогнать настырную легковушку, но кто бы ему позволил. Потому что кто бы ни был в той машине, он явно торопится не меньше нашего.
— Не лихач, приятель, у меня на том свете дел никаких нет, — прошу, и таксист, нахмурившись, все-таки держится в пределах нормальной скорости.
Терпеть не могу, когда устраивают догонялки, только если не я сам за рулем. Да и вышел уже из того возраста, когда нужно обогнать кого-то, самоутверждаясь. Тем более на ночной дороге, когда свет лишь от фар.
Серая — или все-таки черная? — тарантайка держится неизменно впереди, мигает фарами, и меня это начинает порядком утомлять. И я надеюсь, что вот сейчас, вот скоро она свернет куда-то, перестанет мозолить глаза, но нет. Словно приклеилась.
Не сходит с горизонта она и тогда, когда до родительского дома остается несколько сот метров. Издевается, что ли? А после она и вовсе делает то, чего я совсем не мог ожидать — тормозит возле наших ворот!
Херня какая-то, честное слово. Кто-то из приятелей Егора? Или ребята Виталика добрались до нашего имущества раньше меня? Или сам Егор примчался?
Ничего толком сообразить не успеваю, а дверца автомобиля распахивается и наружу выпархивает… Кира!
Первая мысль: она соскучилась по Егору и хочет его видеть.
И от этого ладони потеют, а злость накатывает волнами, лишая остатков благоразумия.
Не помню, каким образом я расплачиваюсь с таксистом — вообще не до этого. Главное сейчас — Кира, которая тарабанит по стали ворот, попеременно жмет на звонок, а машина, привезшая ее к нашему дому, мирно стоит, чего-то дожидаясь.
Тонкую фигурку щедро заливает светом фонаря, и Кира кажется такой хрупкой и растерянной сейчас. Милая девочка, чем-то дико встревоженная, а я ловлю себя на ощущении, которое кроме как животная похоть никак не описать. Да что ж за проклятие такое? Почему я думать рядом с ней не могу нормально?
— Кира? Ты что тут делаешь? — спрашиваю, подойдя на опасно близкое расстояние, и она вздрагивает. Замирает и медленно поворачивается в мою сторону. Неужели только сейчас заметила, что давно уже здесь не одна?
В желтом искусственном свете ее бледность отдает зеленцой, и это мне совсем не нравится. Что-то у нее стряслось, но ответов я не знаю.
— Руслан, слава богу! — вырывается радостное, и что-то екает у меня в груди. — Я тебя нашла!
— Ты меня искала? — удивляюсь и улыбаюсь, как чертов идиот.
Но Кира не дает мне насладиться моментом. Снова упоминает Егора, и это накрывает меня с головой. Я не разбираю ее слов, лишь набатом в голове: Егор, Егор…
Да что ж за проклятие такое?!
— Руслан, ты слышишь меня? — теребит меня Кира, касается моей руки, и я встряхиваю головой, отгоняя наваждение, гашу приступ злости в себе.
— Что-то случилось? — спрашиваю, окидывая взглядом непроглядно черные окна.
— Я же объясняю! — тяжело вздыхает и нервно хлопает рукой по своему предплечью. — Егор в общежитии у меня, в нашей комнате! — нервничает, а я фокусирую все свое внимание на ней. — В окно влез! Он сейчас спит, ему нехорошо. Что-то у него случилось, но он молчит. Я тебя искала, надо что-то делать с ним. Наташа за ним следит, мы комнату заперли, пусть отсыпается, я вырвалась на часик, так боялась тебя не найти.
Она явно на взводе, тарахтит без пауз, а у меня с сердца камень падает. Нашелся, чтоб ему, нашелся! И в этот момент мне плевать, что этот говнюк поперся к Кире, на все плевать. Чувствую лишь облегчение, и оно смывает с сердца тревогу.
И я поддаюсь порыву, который вечно берет верх, сто?ит Кире оказаться рядом. И плевать, что в машине кто-то сидит, потому что я вывернут наизнанку этой девочкой, разорван на части, покорен.
Кира ойкает, а я притягиваю ее к себе. Резко, порывисто, но не хочу ни о чем думать, кроме опустошающего желания снова почувствовать ее сладкие губы на вкус.
— Руслан, — выдыхает Кира, но в голосе нет ни капли страха.
И это подстегивает меня, срывает внутри последние предохранители, отключает волю. Слизываю теплое дыхание с ее губ, она раскрывает их для меня, и это самое лучшее, что могло случиться со мной этим вечером. Толкаюсь языком, беру Киру в плен своих рук, и пальцы путаются в волосах.
Кожа теплая и пахнет карамелью, мягкая и упругая одновременно, гладкая, точно шелк. Мне отчаянно не хватает дыхания, но еще больше я нуждаюсь в этой девочке, от которой мою голову снесло окончательно и бесповоротно. Наши языки сплетаются в странном танце, тихие стоны музыкой для ушей, а мою грудь распирает от какого-то нового чувства, названия которому не могу придумать. Что-то дикое и первобытное, что-то глубинное.
Когда губы начинает саднить, а в трусах так тесно, что больно стоять, с силой отрываю себя от Киры, но из объятий выпускать не тороплюсь. Сколько мы так целовались? Минуту, час, целые сутки? Не знаю, но мне до безумия хочется еще и еще.
— Почему ты с Егором не осталась? — спрашиваю, когда дыхание возвращается ко мне.
Кира хмурится, отводит взгляд, и для меня это самый лучший ответ на все мои вопросы.
— Руслан, поехали, — просит, заглядывая в мои глаза, а на щеках румянец горит. То ли смущена, то ли боится того, что было только что между нами. — Надо успеть, пока комендант нас не спалила. Еще есть немного времени.
— Не волнуйся, — усмехаюсь и, притянув Киру к себе, целую в висок. — Я умею договариваться с блюстителями порядка. Даже если это злые коменданты общежитий.
Кира
Мама любит повторять: “Влюбленные люди даже пахнут иначе”. Мол, у любви свой собственный аромат, который не заглушить ни туалетной водой, ни гелями для душа, ни освежителем Ёлочка. Я не знаю, почему вспоминаю об этом, но зачем-то втягиваю носом воздух, принюхиваюсь, но быстро отбрасываю попытки найти подтверждение словам своей порой слишком романтичной мамы.
Руслан сидит так близко ко мне, что о свободе могу только мечтать. Мне остается так мало пространства на заднем сиденьи, что хочу я этого или нет, приходится вжаться в его плечо, бок, а иначе никак. Он большой, и его так много в последнее время возле меня, что впору закрыть глаза и убежать далеко-далеко.