Книга Колыбельная Кассандры - Эля Хакимова

Глава 10

— А! Кажется, это и есть часовня! — воскликнул агент, когда они вошли в помещение более обширное, чем все кельи, которые обследовали до сих пор.

— Да? — Кассандра водила фонарем по стенам и потолку.

— Несомненно. Именно сюда Эмили и перебралась, когда несколько оправилась от смерти Эдварда. Хотя до конца она так никогда и не забыла эту тяжелую утрату, продолжая оплакивать Эдварда в стихах в том числе.

— Нет, умоляю, никаких стихов. — Девушка сделала вид, что действительно испугана. — В этой обстановке даже детская считалочка не пройдет.

— Постараюсь воздержаться, — заверил ее агент. — В верхних комнатах оставаться она не могла. Ее беспокоил малейший шум снаружи, слабый сквозняк приводил ее в панику. С трудом она могла переносить звук дыхания своей собаки. Горничная ходила в специальной обуви, совершенно бесшумно. Тут, в подземелье, в гробовой тишине, Эмили молилась о душе своего брата. Думаю, именно тут самое место и кукле, принадлежавшей ей.

В молчании Кассандра и агент смотрели на низкие сводчатые потолки кирпичной кладки. Помещение было до крайности мрачным и неуютным. Сложно было представить, что именно его сочли наиболее подходящим местом для больной девочки.

— Н-да… — протянула Кассандра. — Давайте начнем. Я пойду в эту сторону, вы в ту.

Следуя взглядом за пятном фонаря, девушка осматривала стены. Как через увеличительное стекло, четко просматривались все трещинки, выбоины и разбитый кирпич. За каждым осколком вырастал острый кинжал непроницаемо черной тени, рождая совсем иной рельеф, чем виделся только что в ярком свете.

Среди мусора и битого камня попадались деревянные части балок, осколки которых сломанными ребрами торчали из грудной клетки стен. Напряженную тишину, словно пустой орех, раскалывали молотки звуков передвигаемых кирпичей и осторожные шаги исследователей.

Вдруг с потолка за спиной Кассандры послышалось нечто иное. Это был хаотичный звук падения — упал небольшой камешек. Переглянувшись с агентом, Кассандра направила свет наверх, туда, откуда камень мог свалиться. Ничего принципиально отличного от всего, что они видели до сих пор, она не заметила.

Снова переместив свет на агента, она вопросительно подняла брови.

— Кассандра, нам надо вернуться в основной коридор, — почему-то шепотом сказал агент, сосредоточенно разглядывая кирпичную кладку. — Осторожно. Старайтесь передвигаться без шума. Вернемся сюда со специалистами и осмотрим помещение еще раз. Теперь мы точно знаем, где оно находится.

Не понимая, что могло так насторожить агента, чтобы он назвал ее по имени, девушка пожала плечами и, успокоившись, снова повернулась к нише, которую осматривала до этого момента.

Тут и случился обвал. Страшный грохот взорвал тишину, сопровождавшую все их исследования до этого. Шум, клубящееся плотное облако пыли со всех сторон обхватили Кассандру. Какой-то камень выбил из руки фонарь, все равно беспомощный в этой плотной пыли из перемолотых камней, внезапно заменившей воздух.

Со страшным скрежетом на полу выросла стена, отделившая девушку от агента и выхода из часовни. Тонны камней и кирпича, обвалившись, соорудили покатый склон, по которому продолжали катиться камни, заставляя Кассандру отступать все дальше и дальше, пока она спиной не уперлась в нечто неподвижное настолько же, как гора камней, выросшая перед ней.

Космических размеров каменная рыба, полная запаха мокрых волос, проглотила Кассандру и уплыла с нею в брюхе в другой мир.

Глава 11

Кассандра открыла глаза и ничего не увидела. Это ее испугало сильнее, чем невыносимо громкий звук падения камней много времени тому назад. Много… а сколько? Попытавшись понять, как давно произошел обвал, она закрыла глаза. Это движение, естественное во всех других обстоятельствах настолько, что девушка не отдавала себе отчет в том, что моргает, как и в том, что дышит, далось сейчас неимоверно тяжело.

В глазницы засыпан горячий песок,

И мысли в ином измерении,

И жизни иной предвкушения сок

Я пью, торопясь, в наслаждении…

Стоп, стоп!

«Что это, стихи? Чьи? Немедленно прекратить», — приказала она себе, усмиряя дыхание. Что угодно, только не стихи. Но что, собственно, угодно? Что происходит?

В том, что произошла катастрофа, она не сомневалась. Каково положение дел сейчас, надо было выяснить немедленно. А для этого надо хотя бы осмотреться. Вот только как это сделать ослепшей, да еще в темноте?

Приказав для начала пошевелиться своей руке, она почувствовала, как пальцы с трудом двигаются, скованные твердыми и сухими перчатками. Обвал. Произошел обвал. Это уже ясно. Неизвестно только, насколько обширный и что случилось с агентом. Он был с той же стороны, что и выход из часовни. Но не пострадал ли он? В сумбурную полифоническую музыку, которую играл оркестр ее мыслей, влилась незнакомая мелодия. Тихий вежливый голос агента что-то успокаивающе говорил и говорил. Девушка начала терять сознание.

«Бедная, бедная Эмили! Она была замурована в темном и мрачном подземелье, как маленькая принцесса. Только ее не искал никакой прекрасный принц, чтобы освободить и разбудить несчастную. Старая няня, привыкшая изъясняться знаками, чтобы не раздражать больную лишними звуками, была единственным человеком, чей вид не ввергал Эмили в очередной приступ горячки.

Даже сестры могли навещать ее лишь изредка — после приема лекарств, когда Эмили становилась вялой и полусонной. Отец раз в неделю спускался в подвал и молился со своей дочерью. Часовня снова стала молельней, как и в те времена, когда наверху был огромный монастырь, с тысячью монахов и огромным числом проезжих странников, останавливавшихся в гостином дворе.

Эмили казалось, что отец приходил каждый день, — так спуталось для нее время. Каждый раз, заслышав мягкие шаги отца, девочка изо всех сил старалась прийти в себя. Она щипала свои бледные щеки, чтобы вернуть им румянец. Сердце ее колотилось как бешеное, и отец каждый раз убеждался, что дочь вовсе не идет на поправку, а напротив, с каждым шагом все ближе к могиле.

Как-то он вынужден был уехать в Вест-Индию по важным делам. Поездка, предполагавшаяся продлиться два месяца, неожиданно затянулась на полгода. Сэр Эбнер ежедневно молился о здоровье своей девочки, и единственное, о чем он просил Бога, это вернуться до кончины любимой дочери.

Однако вопреки всем ожиданиям Эмили стало лучше. Арабэлла не решалась писать отцу всю правду, боясь вспугнуть долгожданное улучшение, и поэтому с крайней осторожностью высказывалась по этому поводу в редких письмах отцу. Чем невольно подтверждала его опасения.

Но Эмили действительно становилось лучше. Сама она объясняла это окончанием сезона восточного ветра, тлетворным влиянием которого в большей степени объяснялась болезнь. Нет, она вовсе не считала, что избежала могильного хлада и начинает выздоравливать окончательно. Она лишь надеялась, что смерть дала краткий миг передышки, чтобы попрощаться с сестрами, насладиться последними розами в саду, написать еще одно стихотворение…