Книга Жена штандартенфюрера - Элли Мидвуд

Лицо Генриха не выдало никаких эмоций при этих последних словах. Вместо этого он ровным голосом спросил:

— Сколько перевозите сегодня?

— Почти пятьсот. — Офицер жестом подозвал своего адъютанта. — Адлер, принесите нам воду со льдом, здесь совершенно дышать невозможно! Я бы предложил вам лёгкую закуску, штандартенфюрер, но мы не взяли с собой никакой еды или напитков. Мы должны были разделаться со всем этим до ланча, а вы сами видите, что тут происходит.

О да, мы очень хорошо видели, что происходило. Солдаты заталкивали людей в вагоны для скота, как сардины в банку. Некоторые пытались протестовать, жаловались, что места в вагоне больше не осталось, что внутри было невозможно дышать, и что им нужна вода. Все они получали один и тот же равнодушный, заученный ответ:

— Вы получите еду и воду, когда прибудете на свою станцию.

— Куда их отсылают? Дахау? — Генрих вынул носовой платок и вытер пот с лица. Командир кивнул и тоже начал расстёгивать свой китель.

— Да. И если никто опять не напортачит с транспортировкой, они будут там менее, чем через сутки.

Сутки? Они будут заперты в вагонах для перевозки скота без еды и воды, или даже воздуха чтобы дышать, на целые сутки?!

Командующий офицер тем временем замахал одному из солдат, чтобы тот разместил больше людей в передних вагонах.

— Какого черта вы делаете? Первые три вагона почти пустые; туда же легко можно поместить ещё человек двадцать-тридцать в каждый!

— Они говорят, там не осталось места из-за чемоданов, герр оберштурмбаннфюрер!

— Так выбросьте их оттуда! Я что, за всех тут должен думать? Извините меня, штандартенфюрер, я на минутку.

Как только он ушёл, мама тронула Генриха за рукав и прошептала:

— Генрих, они же не думают и вправду запереть всех этих людей в этом поезде так надолго? Они уже сейчас кричат, что дышать не могут, они же там насмерть задохнутся!

Генрих посмотрел на неё и медленно кивнул.

— Да. Какая-то часть точно задохнётся.

— Но это же бесчеловечно! Это же… по-зверски просто!

— Они всё равно хотят, чтобы все эти люди в конце концов сгинули, Илзе.

— Но почему тогда не расстрелять их в таком случае? Это хотя бы не так жестоко! Они хотя бы страдать не будут!

— Потому что люди Берлина должны верить, что их еврейских соседей перевозят в безопасное место, на переселение, и только, всё, как показано в красивых фильмах министерства пропаганды. Чудесный маленький городок с концертным залом, библиотекой, школой, детским садом и прочей необходимой инфраструктурой. Никому вот этого видеть не нужно. Поэтому-то они и дорогу перекрыли и гражданских не пускают, чтобы те не поняли, что на самом деле происходит.

Мама отступила назад и беспомощно взглянула на отца. Он нежно погладил её по щеке и попытался улыбнуться. Адъютант командира вернулся с небольшим подносом с несколькими стаканами воды, которые мы приняли как дар небес. Я отпила немного и прижала ледяной стакан ко лбу, чтобы хоть немного охладиться. Тут я заметила маленькую девочку, стоящую рядом со своей матерью и ожидающей посадки на поезд: она увидела мой стакан и начала дёргать маму за руку.

— Мама, они пьют воду! Я тоже хочу!

— Это вода только для немцев, малыш. Нам дадут нашу, когда мы доедем до нашей станции, я обещаю. Потерпи немного.

— Но мы тоже немцы! Почему нам нельзя пить?

— Мы евреи, родная, мы больше не немцы. Нам обязательно дадут воду, как только приедем, как тот господин в форме сказал. Ты же его слышала? Потерпи, как все хорошие девочки делают.

Её мать извиняющееся мне улыбнулась и попыталась отвернуть дочь в другую сторону, чтобы она не видела, как мы пьём. Я шагнула было к ним, но Генрих немедленно понял мои намерения и поймал меня за локоть. Я посмотрела на него, но он только отрицательно покачал головой, молча меня предупреждая оставаться на месте.

— Генрих, это же совсем ещё ребёнок, — зашептала я. — А это моя вода, я не буду её пить, я лучше ей отдам.

— Аннализа, нет.

— Генрих, прошу тебя!

Он ещё крепче сжал мой локоть и начал тянуть меня назад, но я всё равно выдернула руку из его и решительно направилась к девочке.

— Здравствуй, принцесса! Ты, должно быть, пить хочешь? — Я улыбнулась и протянула ей стакан. — Не стесняйся, бери, только маме немного оставь, ладно?

Она взяла стакан из моих рук и начала пить большими жадными глотками, сжимая стекло обеими потными ладошками. Её мать смотрела на меня с благодарной улыбкой. Солдаты, стоявшие рядом, забыли на секунду о своих дубинках, которыми они заталкивали людей в вагоны, и наблюдали за происходящим с нескрываемым изумлением. Девочка в это время отняла бокал ото рта и посмотрела на ту воду, что ещё оставалась в нём.

— Хочешь дать это твоей маме? — спросила я. Она кивнула.

— Не волнуйтесь обо мне, пусть всё пьёт. — Её мать хотела было отдать стакан обратно своей дочери, но я настояла, чтобы она его взяла.

— Лучше и вам попить немного. Вам очень далеко ехать.

Она помедлила пару секунд, но затем осушила стакан и протянула его мне.

— Не знаю, как вас и благодарить, фрау.

— Не стоит благодарности. — Я снова улыбнулась матери.

— Благослови тебя Господь, — один из мужчин за её спиной подал свой тихий голос. По его бороде и одежде я поняла, что это был раввин. Он кивнул мне и сказал что-то на идише.

— Простите, что у меня для всех вас нет воды…

— Аннализа! — Рука Генриха снова оказалась на моем плече. Евреи невольно отступили назад: должно быть он пугал их своей чёрной формой с крестами. — Ты закончила с благотворительностью? Идём, ты мешаешь работе этих солдат.

Он увёл меня назад к моей семье. Командир, стоящий рядом с моим братом, смотрел на меня, как будто я сделала что-то, что было лишено всякого смысла в его понимании.

— Женщины! — усмехнулся Генрих и закатил глаза, одним этим словом объясняя моё поведение.

— Я знаю, — командир тоже понимающе усмехнулся. — Моя жена каждый день бездомных кошек кормит на крыльце.

— Да пусть лучше бы моя кормила кошек, чем евреев! — отшутился Генрих, и оба рассмеялись. Я подумала, что в моём муже умер первоклассный актёр.

Я в последний раз обняла маму и расцеловала её мокрые щёки. Она никак не могла перестать плакать. Транспорт с евреями уже давно уехал, и солдаты снова открыли станцию для гражданских. Отец уже стоял в дверях рядом с кондуктором.

— Фрау, поезд отправляется через минуту! — окликнул тот мою мать.

Она кивнула и сжала мои руки в своих.

— Прошу тебя, будь осторожна, родная! Генрих, береги мою девочку и Норберта, ладно?