Книга «Химия и жизнь». Фантастика и детектив. 1965-1974 - Борис Васильевич Зубков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Страха не было. Некогда было. Драч чувствовал, как спекаются внутренности. Давление газов в каменной полости росло и двигаться было все труднее. Виноваты были лишние пять метров. На секунду Драчу показалось, что он уже выползает из трещины и видит серое небо. Он рванулся наверх, отчаянно и зло… Кристина завтра придет к той скамейке. У Геворкяна, который ждет его наверху, плохое сердце.
Он выбрался из каменного мешка, к выходу, заваленному обломками базальта — щупальца обшаривали камень, отыскивая щель, и понял, что все пошло насмарку. Пока он не выйдет отсюда, они не станут взрывать снаряды. Они будут ждать, надеяться на чудо. Они даже не станут бомбить пробку с воздуха. Они будут ждать. Они попытаются спасти его, хотя это невозможно, и оттого могут погибнуть люди и наверняка погибнет все, что находится на Западном склоне и дальше, на равнине.
Драч действовал осторожно и осмотрительно, стараясь не потерять сознания. Эго было главным — не потерять сознания. Он вернулся к отверстию, из которого только что выбрался с таким трудом, прыгнул вниз и очутился рядом с плоской плитой, на которой лежали заряды. Плита словно собралась пуститься в пляс. Драч подумал: как хорошо, что у него нет нервных окончаний на внешней оболочке, — он бы умер от боли. Обожженные щупальцы были неловки. Прошло минуты полторы, прежде чем Драчу удалось развинтить один из снарядов и превратить его во взрыватель. Драч отлично знал эту систему. Такие заряды были у него на тех планетах. Заряд включался лишь от сигнала, но если ты знаком с системой, то можно включить цепь самому.
Драч подумал, что когда он кончит работу, то прежде, чем замкнуть цепь, он позволит себе несколько секунд, чтобы вспомнить кое-что, как и полагается напоследок. Но когда кончил, оказалось, что этих секунд у него нет.
Взрыв раздался неожиданно для всех, кроме усталого вулканолога, который лежал за камнями и думал так же, как Драч. Сопка содрогнулась и взревела. Вулканолог сразу прижался к камням. Два мобиля, которые кружились у кратера, отбросило, как сухие листья, — пилотам еле удалось взять машины под контроль. Оранжевая лава хлынула в старое жерло и перекипевшим апельсиновым соком начала наполнять кратер.
Вулканолог бросился бежать вниз по склону: он знал, что поток лавы через несколько минут пробьется в его сторону.
⠀⠀ ⠀⠀
11.⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀⠀
Кристина пришла на ту скамейку у речки; было совсем тепло. Она выкупалась в ожидании Драча. Потом почитала. А он не шел. Кристина ждала до сумерек. На обратном пути она остановилась у ворот института и увидела, что с посадочной площадки поднимается большой мобиль. Кристина сказала себе, что в этом мобиле Драч улетает на какое-то задание. Поэтому он и не смог прийти. Но когда он вернется, то обязательно придет к скамейке. Что ж, она будет приходить к скамейке каждый день, пока живет тут.
В большом мобиле в Москву увозили Геворкяна. У сопки он еще держался, а вернулся — и сдал. У него было слабое сердце, и спасти его могли только в Москве.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
№ 9
⠀⠀ ⠀⠀
А. Балабуха
Две копейки
В тот день я задержался на работе. Вышел на улицу и почувствовал, что вот сейчас просто умру от голода. Согласитесь: что для здоровенного двадцатипятилетнего оболтуса выпитый в полдень стакан чая и пара бутербродов? И когда, наконец, в нашем КБ организуют столовую? Сколько лет твердим об этом на каждом профсоюзном собрании, а воз, как говорится, и ныне там…
У ворот Иоанновского равелина стояли на скамейке прикрытые клеенкой дымящиеся корзины, и две женщины бойко торговали пирожками. Я споткнулся о кабель, который тянулся из ленфильмовского автобуса к «юпитерам» в проеме ворот, — опять в крепости снимали какой-то фильм. Сглотнув слюну, сунул руку в карман, на ощупь вытащил два двугривенных и протянул продавщице.
— Три с мясом, пожалуйста!
Она дала мне пирожки и сдачу: трехкопеечную монету и два семишника. Это — на телефон. Я сунул их в задний карман и, дожевывая последний пирожок, вспомнил вдруг, что так и не позвонил Володьке. Пришлось забраться в телефонную будку. Там была истинная душегубка: кажется, это называется парниковым эффектом. Хорошо бы оставить дверь приоткрытой, но трамваи так грохочут на повороте, что разговаривать невозможно.
Чувствуя, что медленно превращаюсь в бульон на собственных костях, я достал из кармана оба семишника, опустил один из них в щель автомата и набрал номер. Раздались длинные гудки. От нечего делать я стал крутить второй в пальцах. Монетка была новенькая, блестящая, словно не бывавшая еще в употреблении. Люблю такие. Сам понимаю, что это смешно, но люблю. Трубку все не снимали (опять его нет дома!). Жаль.
Продолжая разглядывать монетку, я повесил трубку. И тут…
Однажды, еще в школьные годы, мне повезло: в троллейбусе вместо гривенника мне дали со сдачей десятипфенниговую монетку. Как и большинство сверстников, я собирал монеты, и это было мне только на руку.
Но такого!
Я еще раз внимательно осмотрел семишник. На аверсе — герб и надпись «СССР»; на реверсе — в ободке из колосьев крупная, словно взятая из школьной прописи двойка и написанное строгим бруском слово «копейка». Две копейки. И ниже — год. «1996»!
Да нет же! Бывает так, перепутываются в голове цифры. Однако это был не 1969, а именно 1996 год. Я вышел из будки в состоянии некоторого обалдения. Первым порывом было вернуться к тем продавщицам, но тут же я понял, что это бессмысленно. А что делать?
Я вырвал из записной книжки листок, завернул монетку и убрал в бумажник, — чтобы не потерять, не спутать случайно с другой. И поехал к друзьям, которые, я надеялся, помогут разобраться в этом темном деле.
Конечно, мы заболтались, и я вспомнил про монету только в самом конце, когда надо было уже уходить, если я хочу успеть на трамвай.
— Фальшивая, — изрек Жора. — Но сделано здорово, ей-ей!
— Брось ты свои детективные замашки, — откликнулся Виктор. — Обычный заводской брак, — он закурил и добавил, — чудеса! Брак на «Монетном дворе»!.. Рассказали бы — не поверил.
— Ее потерял Путешественник
