Книга Туннели - Родерик Гордон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А что он рисовал? — спросил потрясенный Уилл.
— Говорят, все подряд. Адские машины, диковинных зверей, небывалые виды и много еще всякого непонятного. Целую кучу картинок нарисовал. Стигийцы объявили, что это он бредил из-за болезни, но кое-кто считает, что бедняга на самом деле все это повидал. А картинки по сей день лежат под замком в губернаторской сокровищнице… правда, сам я не встречал никого, кто видел бы их собственными глазами.
— Господи, я бы все отдал, лишь бы на них посмотреть, — зачарованно проговорил Уилл.
Дядя Тэм усмехнулся.
— Что? — спросил Уилл.
— Да говорят, что тот малый, Берроуз, то же самое сказал, когда об этом услышал. Слово в слово!
Когда с чаем, «сластями» и откровениями было покончено, дядя Тэм зевнул во весь огромный рот и с устрашающим хрустом потянулся.
— Ну что, ма, пора вести тебя домой, — обратился он к бабушке Маколей.
Они попрощались с мальчиками и ушли. Без баса и заразительного хохота дяди Тэма дом как будто разом опустел.
— Пойдем, покажу, где ты будешь спать, — сказал Кэл.
Уилл ответил нечленораздельным бормотанием. Он еще не до конца пришел в себя, а в голове у него роились бесчисленные новые мысли и чувства, то и дело помимо его воли всплывавшие на поверхность, будто косяк голодных рыб.
Мальчики вышли в коридор, увешанный фотографиями. Уилл приободрился и стал по пути их рассматривать.
— А я думал, что твоя бабушка живет здесь, — рассеянно сказал он Кэлу.
— Ей позволили меня навещать, — ответил Кэл и тут же отвернулся, однако от Уилла не укрылось его смятение.
Брат явно говорил ему не все.
— Что значит «позволили»?
— Ну, у нее есть свой дом, где выросли мама и дядя Тэм, — уклончиво ответил Кэл, мотнув головой. — Ладно, пошли!
Держа рюкзак, он поднялся до середины лестницы и только тут с неудовольствием заметил, что Уилла нет. Перегнувшись через перила, Кэл увидел, что он до сих пор стоит у стены с фотографиями, глядя куда-то в конец коридора.
Любопытство и жажда открытий снова овладели Уиллом, несмотря на усталость и груз новой информации.
— Что там такое? — спросил он, указывая на черную дверь с латунной ручкой.
— Ничего интересного. Просто кухня, — нетерпеливо ответил Кэл.
— А можно взглянуть?
Уилл уже направился к двери. Кэл вздохнул.
— Ладно, — смирился он и пошел вниз по лестнице. — Только там не на что смотреть. Это же просто кухня! — раздраженно добавил он, ставя рюкзак на нижнюю ступеньку.
Уилл тем временем протиснулся в дверь и попал в комнату с низким потолком, чем-то напоминавшую больницу викторианской эпохи. Здесь и пахло по-больничному — едкая резкость карболки смешивалась с невнятными запахами пищи. Уилл поглядел на стены тусклого грибного цвета, на пол и рабочие поверхности, выложенные большими белыми плитками. Плитки покрывала густая сеть трещин и царапин, а местами они были протерты чуть ли не до основания.
В углу стояла старинная массивная плита, лоснящаяся от пригоревшего жира, на которой грелось несколько кастрюль. На одной из них тихонько дребезжала крышка. Уилл нагнулся над крайней кастрюлей, но ничего не увидел из-за пара; там булькало что-то пряное. Справа, за колодой для разделки мяса, над которой висел на крюке большой тесак, он заметил еще одну дверь.
— А там что?
— Слушай, может, лучше… — Кэл замолчал, поняв, что с братом спорить бесполезно. Тот уже сунул голову в смежную комнату.
Уилл просиял, увидев, что скрывается за дверью. Небольшая комната напоминала кладовую алхимика: стены были уставлены пузатыми банками с неведомыми домашними заготовками. Их содержимое, искаженное толстым стеклом и обесцвеченное из-за маслянистой жидкости, в которой оно плавало, больше всего напоминало анатомические препараты, законсервированные в формальдегиде.
На нижней полке лежали тусклые металлические подносы с серо-коричневыми предметами размером с футбольный мяч.
— Что это такое?
— Пенсовики — мы их везде выращиваем, но больше в подвале.
— А зачем они? — Уилл нагнулся, разглядывая их бархатистую пятнистую поверхность.
— Это грибы. Их едят. Тебе, наверно, тоже давали, когда ты был в тюрьме.
— Ясно, — ответил Уилл и скорчил гримасу, выпрямляясь. — А это что? — он указал на темные полоски, свисавшие с потолка. Они были похожи на вяленое мясо.
Кэл широко улыбнулся.
— Сам догадайся.
Уилл не без колебаний вытянул шею, рассматривая полоски. Это явно было какое-то мясо. Мальчик принюхался и покачал головой.
— Не знаю.
— Да ладно! Не узнаешь запах?
Уилл закрыл глаза и еще раз понюхал мясо.
— Нет, не похоже ни на что… — тут его глаза распахнулись, и он повернулся к Кэлу. — Крысятина, да? — спросил он, довольный успехом и вместе с тем неприятно удивленный своим открытием. — Вы едите крыс?
— А что тут такого? Это же вкусно. А теперь скажи, что это за крыса? — потребовал Кэл, наслаждаясь гримасой отвращения на лице брата. — Древесная, сточная или безглазая?
— Я терпеть не могу крыс и уж тем более не ем их. Понятия не имею.
Кэл покачал головой, делая вид, что страшно разочарован.
— Безглазая! Это же просто, — сказал он, осторожно трогая одну из полосок и тоже нюхая. — С душком, остренькая. Мы их по воскресеньям едим.
Тут у них за спиной раздался громкий гул, и мальчики обернулись, подскочив. Мурлыкая во весь голос, на полу сидел Бартлби и не сводил огромных желтых глаз с вяленого мяса. По его голому подбородку стекала слюна.
— Брысь! — прикрикнул на него Кэл, указывая на дверь в кухню.
Кот лениво повозил лапой по плиточному полу, зачарованно глядя на мясо.
— Барт, брысь, я сказал! — снова крикнул Кэл.
Кот огрызнулся, оскалил зубы — жемчужно-белые и острые как бритва — и стал покрываться гусиной кожей.
— Ах ты мерзавец! — беззлобно рявкнул Кэл. — Укусишь ты меня, как же!
Он в шутку попытался пнуть непослушного кота, но тот легко увернулся от его ноги. Медленно развернувшись, Бартлби презрительно поглядел на мальчиков через плечо и лениво потрусил прочь, подергивая тонким длинным хвостом в знак пренебрежения.
— Он душу продаст за крысу, — сказал Кэл, улыбаясь и качая головой.
Когда экскурсия по кухне закончилась, Кэл повел Уилла по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж.
— Это комната отца, — сказал он, приоткрыв темную дверь на площадке. — Вообще-то нам сюда нельзя. Если застукают — попадет.