Книга Ироническая империя: Риск, шанс и догмы Системы РФ - Глеб Павловский

В Кремле верят, что так проиграть невозможно.

Государственность России слаба. Скрывая слабость, она годами уходит от простых решений, как вдруг накидывается на сверхтрудную задачу с намерением с ней быстро разделаться. Летом 2014 года сбитый малайзийский боинг вынудил Москву к стратегическому отступлению из грозной военной эскалации. Через год выход нашелся на сирийском направлении. Оставив ДНР/ЛНР догнивать в трясине Минских соглашений, Москва бросилась в новую безопасную, как ей казалось, эскалацию на ближневосточных землях. То же было с пенсионной реформой, запущенной в угаре «триумфальной победы» Путина на выборах 2018 года.

Система отказывается ограничивать свои проекты собственными границами. Кремль избегает считать что-либо чужим. Сегодня это делает его идеальным объектом для внешних розыгрышей.

Много говорят о «путинском коминтерне». Но Коминтерн был формой мирового коммунистического движения. Даже «коричневый коминтерн» нацистов был видом идейной и политической экспансии. Ничего подобного не скажешь о путинском коминтерне – он экспансивен и сохраняет от прежнего только свойства инфраструктуры проникновения.

Зато реальностью стала угроза, которой (зря) опасался Сталин в 1930-е годы: перехват инфраструктуры и обращение в дирижируемый извне инструмент воздействия на политику и мысли Кремля. Так случилось на украинском треке, где представлениями Москвы о происходящем и ее интересами давно манипулируют киевские интересанты.

Тема внешнего управления Системой неожиданно воскресает. Эскалациями Системы РФ весь последний год несанкционированно управляли внутриамериканские акторы. Кремлю навязывали деструктивные для РФ эскалации, а собственная его инициатива была вяло-оппортунистической. Но для глобально масштабированной Системы намерения руководителей уже не важны: она неспособна удержаться от повышения ставок, когда ей подбрасывают соблазнительные поводы к эскалациям, как дело Скрипалей и суперсанкции США.

Речь не о двойной агентуре, а о стратегической слабости. Когда московский манипулятор нагромождает хорошо различимые противнику структуры вмешательства, те обращаются в улику его злых намерений. Затем активность перехватывает собственный аппарат, навязывая «большой земле» свои фальшивки, «хотелки» и предпочтения. Дирижировать этакой рыхлой самодеятельностью для Запада одно удовольствие.

Сдерживание. Маска безумца

Блок-схема сдерживания еще в годы холодной войны была редуцирована к неядерной. Вместо мощности потенциала уничтожения было довольно убедительно подтверждать решимость применять его без оглядки. Пугать Хиросимой ни к чему – решимость доказывали на малых предметах. Интервенция Рейгана в Гренаду – крохотный суверенный островок кажется курьезом холодной войны. Но тогда, в 1983 году, сигнал с Гренады был принят Кремлем всерьез – Америка готова идти до конца! У Путина теперь тоже своя «Гренада» – присоединенный Крым.

Чем вызвать опасение тех, кого надо сдержать? Не силой, а внезапностью ее применения, раз неизвестен момент, когда и где это будет, как с Крымом. Когда неясны пределы эскалации – как в Сирии и Турции. Или техника влияния, выглядящего бесцельным, как в ЦАР или в деле «русских хакеров» в США. Сохранит Путин здравый смысл или сорвется, обостряя игру в ущерб всем своим интересам (как было с антисанкциями)? Способен ли кто-то прогнозировать реакции русских? В игре 2010-х все эти карты оставались на стороне России – до появления президента Трампа.

Маневрирования неопределенностями – рабочий режим стратегии устрашения. Московская версия Mad Max, или «Путин в параллельной реальности» (Ангела Меркель) – когда редкие сутки без плохих военных новостей с Востока казались европейцу даром небес. Акт безрассудной политики опрокинул знания Запада о пределах русской решимости. Ценой неверности к Украине слабая Россия обрела стратегический капитал весомее Крыма, убедительно доказав готовность к неограниченному сдерживанию.

Сдерживание и алиенация

Сдерживая Запад, Россия не выглядит надежной силой для Незапада – почему? Русское сдерживание – это безнаказанное нарушение правил, а это не выглядит силой. Кремль не выработал и не предложил понятные правила в качестве общих, доказательно настояв на них. Сила, выглядящая надменно тщеславной, не убеждает в законности своих посягательств. К тому же она часто просто смешна.

Советская культура оценки рисков – наследница коварной сталинской осторожности. Советская дипломатия контроля рисков при накоплении преимуществ в 1970-е достигла виртуозности, затем утраченной в Афганистане.

• Система, выходя за границы РФ, готова рискнуть самой Россией

В отличие от нее, российский «социум власти», порождая бесконтрольные риски, усугубляет их грубостью пиар-мероприятий. Есть ли в Системе РФ датчик предельных рисков и где он? Судя по выступлениям глав Совета безопасности, действиям ГРУ или ФСБ, у них такого органа нет.

«Реконструкторская» версия российской войны с Западом – некомпетентный игровой эпатаж на руинах архитектуры принятых правил.

Русские сдерживают непредсказуемостью вероятного поведения и уровнем его эскалации. Вульгарное хамство представителей российского МИДа тоже вспомогательное средство защиты – как опасен даже мелкий бандит, яро и агрессивно бранящийся.

Но и там Кремль попал в ловушку деструктивной передозировки. Непредсказуемо вредный злой русский уже не пугает – он Alien, Чужой. Он вызывает рефлекторное желание брезгливо отстраниться и выработать долгосрочную стратегию его изоляции. Идущий в мире процесс – не «русофобия», а алиенация русских.

Интегрируема ли еще в мир Россия, развившаяся в Систему РФ? Или предстоит искать новый модус взаимодействия со всеми в мире – не страшась, что поиски отнимут массу сил, а искомое может выглядеть еще монструознее?

Обнуление мировой повестки

«Сдерживание России не удалось», – сказал Путин[30]. Это свидетельствует о непонимании Путиным сути стратегий containment. Сдерживание – дисциплина вовлечения, а не одноразовое отпугивание и не система угроз выживанию. Сдерживание мешает попирать правила и приучает их уважать volens nolens. Сдерживание – непременное условие сосуществования разных миров вне и внутри России. Россию, естественно, нужно сдерживать так же, как необходимо сдерживать США или Китай.

Первое сдерживание времен холодной войны знало, что оно защищает: альтернативный строй и свободную жизнь нации, основанную на ее ценностях. Эта политическая вера лежала в основании тогдашних стратегий. Теперь Москва практикует пустое отпугивание – от чего? Система РФ не может стать образцом альтернативы для других наций и не пытается служить им образцом.

Бесценностная надменность отталкивает и тех, кто хочет симпатизировать России.

При всем внимании президента к мировым делам глобальная повестка России им обнулена. Оттуда ушли два признака глобальной державы: борьба за эталонность – за лидерство и заявка солидарной ответственности за мир. Впервые со времен наркома иностранных дел Литвинова Россия отзывает оферту глобальной ответственности, отрекаясь от принципа «Мир неделим».