Книга «Князья, бояре и дети боярские» - Михаил Бенцианов

Поместные раздачи изменили лицо местной корпорации. Уже в 1505 г. упоминается поместье Р. Тилилина (Тилинина). В посольстве 1503 г. в Литву он был старшим из группы детей боярских. Вместе с ним был послан Д. Коноплев. Писцовая книга начала 40-х гг. XVI в. называет имена семерых помещиков Коноплевых, родственников или потомков упомянутого лица, казненного в 1505 г. за участие в ереси Ф.В. Курицына[377]. Имя еще одного помещика начала XVI в. выясняется с помощью топонимических данных. В начале 40-х гг. XVI в. сельцом Химином в Можайском уезде владел дорогобужанин Ветошка Химин Ржевский. Название его владения происходило от имени отца, одного из воевод второго десятилетия XVI в.[378] Среди пленников Оршанской битвы 1514 г. называется В. Резанов (Брюхатый), родственники которого позднее были можайскими помещиками[379].

Из более поздних источников известно, что поместья получали в том числе старые можайские вотчинники. В.Р. Олферьев в начале XVII в. вспоминал о наличии у его предков при «Василье Ивановиче» (Василии III) поместья в Турьевской волости[380].

Состав можайских землевладельцев на протяжении первой половины XVI в. подвергся изменениям. Наибольшее значение в этом процессе играло пограничное положение Можайска.

Близость позволяла активно использовать его территорию в роли своеобразного перевалочного пункта. В Можайском уезде получали поместья выходцы из захваченных земель Великого княжества Литовского. С другой стороны, шел обратный процесс поместного освоения новоприсоединенных уездов московскими детьми боярскими, получавшими можайские поместья для несения пограничной службы. Часть местных помещиков составили выселенные вяземские бояре. В.Б. Кобрин установил принадлежность к вяземскому боярству Волженских и Коковинских. К ним можно добавить Великопольских, фамилия которых происходит от названия вяземского стана Великое поле. Их переводу способствовало территориальное расширение Можайского уезда, вобравшего в себя несколько вяземских волостей[381].

Число литовских переселенцев существенно возросло после выезда на русскую службу князя М.Л. Глинского и присоединения Смоленской земли. «Смольнянами» в писцовой книге начала 1540-х гг. были названы С. Евсевьев, В. Мачехин, Алексеевы, Коверзины, Б.Е. Ходнев, Петлины, И. Чечетов, Я.Ю. Коробов, И. Савин, С. Черный, К. Мачалов. Кроме того, можайским поместьем владел «литвин» А. Бородин[382]. Этими именами не исчерпывалось число местных землевладельцев, имевших «литовское» происхождение. Смоленскими переселенцами были ближайшие родственники и однофамильцы названных лиц. К «литве дворовой» принадлежали А. Александров, князь С. Коркодинов, Басины, П. Маринин, Жидовиновы, Лоевы, Михалчуковы, Жабины[383]. Из жалованной грамоты, выданной в 1515 г. П.Г. Маринину, выясняется, что его поместье «было за князем за Александром за княж Ивановым сыном Мамаевым». Вероятно «литовское» происхождение и некоторых других лиц[384].

«Литва дворовая» – особая группа в составе Государева двора, очевидно, вплоть до середины XVI в. служила по отдельному списку и не была связана с какой-либо определенной территориальной корпорацией[385]. Ее представители были разбросаны по разным уездам. Д.П. Бакин, выходец из смоленской боярской фамилии, в 1526 г. был известен как помещик в подмосковном Радонеже. Его брат Борис в Дворовой тетради был записан по Костроме[386].

Показательна духовная грамота 1535 г. медынской вотчинницы Марии, вдовы литовского выходца Д. Мирославича. Приказчиками по этому завещанию выступали В.О. Коптев и А.И. Александров, послухом М.В. Пивов. Все они принадлежали к числу «литвы дворовой». А.И. Александров и В.О. Коптев в Дворовой тетради были записаны по Можайску, а сыновья М.В. Пивова – по Ярославлю. Несмотря на расстояния, они продолжали поддерживать между собой тесные связи[387].

Значительное число можайских помещиков и их ближайших родственников в Дворовой тетради было записано в списке литвы дворовой по Медыни: Бокеевы, И.Т. Татаров, А.Ф. Первенцов, Свитины, а также Ж.А. Бородин. Скорее всего, к ним принадлежали также братья Спиридоновы[388].

«Литва дворовая» как отдельная группа появилась в составе Государева двора, скорее всего, только после перехода князя М.Л. Глинского (1508 г.). Многочисленные выходцы из Великого княжества Литовского, оказавшиеся добровольно или по принуждению на московской службе, раньше этого времени не входили в состав этой категории, хотя, вероятно, и получали в некоторых случаях «дворовый» статус в индивидуальном порядке. Не фигурировали в этом качестве князья Кропоткины, потомки мелких смоленских князей, очутившиеся на московской службе в самом начале XVI в., а также потомки вяземских бояр.

Многие из литовских выходцев не были представлены в Дворовой тетради и, вероятно, служили с «городом». Социальный состав «литвы дворовой» был неоднороден. По оценке М.М. Крома, к числу первостатейной смоленской знати принадлежали Басины, Бакины, Жабины и Коптевы. Менее заметны по своему положению были Бородины, Маринины, Лоевы, Михалчуковы и Татаровы. Провинциальными служилыми людьми были Юсовы[389].