Книга Рудник. Сибирские хроники - Мария Бушуева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мальчик очень обрадовался, что старик перестал плакать и нисколько на него не сердится. Ах, какой он добрый! Он, Апон, теперь вправду никогда, никогда не будет его огорчать. Он всегда будет его слушаться, будет водить без устали из ала в ал, а когда вырастет, то будет помогать ему учить людей добру. Апон крепко-крепко прижался к груди старого абыса, одной рукой обнял его за шею, а другой гладил его морщинистые руки.
– Абыс, милый, хороший, славный, – говорил Апон, – ты не сердишься на меня за то, что я хотел обмануть тебя… Абыс, ты накажи меня… Мне стыдно… я теперь никогда не буду лениться. Абыс, когда я вырасту, мы вместе будем учить народ… Ведь ты меня научишь учить людей? Ведь правда?..
– Сын мой, когда ты вырастешь, меня уже, наверно, не будет здесь, – сказал абыс, – тебе же я желаю, чтобы ты научился не учить людей, а любить их…
– Абыс, неужели ты умрешь?.. Нет, пусть добрый Кудай не берет тебя отсюда. Ведь мне будет очень скучно без тебя, Абыс! Я ведь тебя сильно-сильно люблю… И многие тебя любят, Абыс… Когда мы с тобой жили у Алдолая и ты уходил в юрту к соседям, то оставшиеся в юрте все говорили, что твоя душа, как яркий костер, всех согревает, и что когда ты уходишь, так становится холодно и скучно… Нет, Абыс, не умирай! Попроси хорошенько Кудая, чтобы он дал тебе жизнь долгую-долгую… – И, говоря эти слова, Апон стал снова плакать и еще теснее прижался к абысу. Абыс, тронутый этой любовь и уже успевший оправиться от чувства угнетения, поцеловал мальчика в темя и, гладя его по голове, сказал:
– О, друг мой! Христос мне посылает через тебя Свое утешение… Костер, о котором ты сейчас говорил, сегодня чуть не погас. А относительно смерти, милый мой, Бог лучше знает, когда ее посылать. Он добрее всех нас и худо нам никогда не сделает. Нам иногда покажется, что Бог нас не жалеет… Быть может, после моей смерти ты лучше поймешь то, чему я тебя здесь учил. Это всегда так бывает…
– Нет, абыс, я лучше умру вместе с тобою… Без тебя мне будет скучно жить.
– Ну, друг, на все воля Божия… Ты ведь хотел слушаться меня. Вот и послушай прежде всего в том, что нужно покориться воле Божией…
Мальчик замолчал, но грусть оставалась в его глазах. Абыс тоже молчал. Его губы лишь что-то тихо-тихо шептали. Должно быть, он молился. Так прошло несколько минут. Апон первый нарушил молчание:
– Абыс, а почему ты давеча сказал, что тебя жизнь обманула? Как это жизнь может обманывать?..
– Ах, милый! Быть обманутым жизнею – это такая тяжесть, что я не желал бы этого никому. Вот мне только на одну минуту показалось, что жизнь меня обманула, и ты видел, как мне было тяжело…
Апон при этих словах вздрогнул, абыс продолжал:
– Ты спрашиваешь, как жизнь может обмануть человека. А вот как. Вот ты сидишь сейчас возле меня и ты думаешь: рядом со мной мой старый добрый абыс, которого я так люблю. И тебе тепло и хорошо. Так?..
– Так, – ответил мальчик, еще крепче прижавшись к абысу.
– Но представь себе, что вместо этого доброго дедушки вдруг окажется злой-презлой когтастый медведь… Что бы ты почувствовал, что бы испытал?..
– Ух, как страшно! – сказал мальчик и заглянул в доброе лицо абыса, как бы опасаясь этого страшнаго превращения.
– Ну вот, и в жизни также бывает иногда страшно; еще гораздо страшнее… Дай Бог, чтобы ты этого никогда не испытывал. А если испытаешь, тогда поймешь меня…
Приметы
Znaki
Передо мной книга «Powstanie styczniowe i zesłańcy syberyjscy»[26]. Katalog fotografii ze zbiorów Muzeum Historycznego m.st. Warszawy, 2004 года издания. В каталоге краткие биографии и фотографии польских повстанцев – сибирских ссыльных.
В Иркутске есть улица Польских Повстанцев. А ведь сосланные сюда участники двух восстаний 1830–1831 и 1863–1864 гг. выступали против Российской империи, против русского царя, за независимую Польшу.
В конце XIX в. в Иркутской губернии оказалось не менее 4000 поляков. Многие жители города и сейчас несут в себе частицу польской крови… В Сибирь после Январского восстания было сослано около 50 тысяч польских повстанцев.
Ответ на вопрос, почему сибирский город хранит добрую память о мятежниках, и судьба одного из них – в центре романа.
В книге «Powstanie styczniowe i zesłańcy syberyjscy», основанной на архивных данных, есть короткая справка и о моем герое, «сыне шляхтича из Галиции», повстанце Викентии Николаевиче Краусе (von Krauss): по отцовской линии он был потомком древнего рода Галиции, а мать его, по воспоминаниям, была полька.
В последней архивной справке из Иркутского архива значится: «09.08.1905. ФИО умершего: дворянин Каменец-Подольской губернии Викентий Николаевич Краус. Оставил сына 21 года». Похоронен – на Иркутском городском кладбище 11 августа.
Единственный сын Викентия Николаевича, родившийся в Иркутске (дочь умерла во младенчестве), в разговорах со своей женой, уже в советские годы, всегда подчеркивал, что все остальные Краусы, Краузе, Крузе никакого отношения именно к этому роду, идущему из Галиции, не имеют, и что единственно правильное написание его фамилии – Краус. Даже в Варшавском каталоге даны варианты фамилии – следствие искажений переписчиков, хотя на помещенной в книге фотографии отчетливо: Викентий Краус. Точное написание также на геральдическом сайте http: //goldarms.narod.ru/galizia.htm: барон фон Краус (v. Krauss) и рыцарь фон Краус (Ritter v. Krauss) (Галиция).
Роман «Повстанец» ни в коей мере не претендует на документ, поэтому я считаю необходимым, используя архивные данные и семейные предания, все же изменить некоторые имена, оставив подлинными другие. Так же я поступаю и с названиями мест.
