Книга Дневник посла Додда - Уильям Додд

Сейчас вся страна охвачена волнением. Все немцы старшего поколения и немецкие интеллигенты очень довольны. Мы перевели речь на английский язык и послали текст в Вашингтон. Теперь стала понятней бурная речь Гитлера, произнесенная под Мюнхеном в понедельник. Его визит к Гинденбургу, который, как сообщают, состоится завтра, подливает масла в огонь. Охрана всех немецких руководителей выказывает неповиновение. В то же время газеты сообщают, что люди, путешествующие по Германии, все чаще видят авиационные учения и военные маневры.

Четверг, 21 июня. Сегодня мне сообщили, что «Нью-Йорк таймс» просит передать по телеграфу полный текст речи Папена. Лондонские и парижские газеты усиленно комментируют его выступление.

В пять часов на пресс-конференции у Геббельса доктор Шахт снова выступил в защиту моратория, объявленного Германией, и требовал большей свободы международной торговли, – тогда германские долги будут погашены. Присутствующие проявили большой интерес к его выступлению. Мне кажется, точка зрения Шахта была встречена сочувственно; но его нападки ка Англию и Америку показались мне далеко не разумными, если учесть беспомощность Германии по сравнению с этими странами. Все заметили присутствие Папена, и в конце пресс-конференции вокруг него собралось не меньше людей, чем вокруг Шахта, а то и больше. После выступления Шахта он обменялся рукопожатием с Геббельсом и сел за стол рядом с ним. Если бы не вмешались Гитлер и Гинденбург, Папен в связи со своей речью в Марбурге наверняка был бы репрессирован по приказу Геббельса.

Суббота, 23 июня. У нас завтракали сэр Эрик Фиппс, доктор Шмитт и вдова Густава Штреземана13. Не было никаких полезных для дела разговоров, кроме долгой откровенной беседы между Шмиттом и сэром Эриком, в то время как другие гости пили кофе на застекленной веранде, выходящей в красивый сад позади нашего дома. Лохнер из агентства Ассошиэйтед Пресс и мисс Шульц из чикагской газеты «Трибюн» перебрали все слухи, достоверные и ложные, но ни слова не сказали о каких-либо новых решениях правительства.

Неделя заканчивается тихо, но очень напряженно. В половине седьмого позвонил посол Лонг из Рима – ему не терпелось узнать, как обстоят здесь дела. Я был удивлен его неблагоразумием, но сказал все, что можно было сказать, не забывая о службе подслушивания германской тайной полиции. Я сказал: «Здесь все спокойно; речь Папена широко комментируется». Он спросил, как относятся к этой речи в Германии, и я ответил, что «примерно две трети людей, с которыми мне приходится общаться, одобряют ее; в воскресенье у президента в Нейдеке состоялась конференция; насколько мне известно, в Германии нет особого беспокойства, но ощущается довольно сильная напряженность и некоторая тревога за Австрию, где со времени встречи в Венеции не произошло никаких улучшений».

Боюсь, что я сказал слишком много, но Лонг буквально засыпал меня вопросами. Когда я повесил трубку, мне было не по себе. Ведь я и не подумал позвонить американскому послу в Риме, когда там назревали события огромной важности и само существование режима Муссолини было под вопросом. Телефонные разговоры со всеми странами Европы, за исключением Англии, подслушиваются, когда речь идет о столь важных делах. Надеюсь, наш сегодняшний разговор не будет иметь дурных последствий.

Воскресенье, 24 июня. День прошел спокойно. Полтора часа я провел в своем кабинете. Норман Дэвис прислал из Лондона большое, содержательное письмо. Он считает, что Германия либо будет вынуждена вернуться в Лигу наций, либо погибнет, а Соединенные Штаты и Англия, по его мнению, должны выработать общую позицию в отношении дальневосточных проблем перед предстоящей военно-морской конференцией.

Четверг, 28 июня. В связи с самыми различными сообщениями атмосфера в Берлине за последние пять дней стала более напряженной, чем когда-либо со времени моего приезда в Германию. Я телеграфировал в Вашингтон, что положение здесь сильно напоминает то, что было в Париже в 1792 году, когда жирондисты и якобинцы боролись за власть. Речь Папена по-прежнему находится в центре всеобщего внимания. Гитлер, Геринг и Геббельс выступают чуть ли не каждый день, нападая на тех, кто так или иначе осуждает существующий режим. Сегодня Геринг и Гитлер вместе посетили завод Круппа в Эссене, и теперь идут толки об очевидном сговоре между ними против Папена.

Пятница, 29 июня. В обычный час у нас состоялся завтрак. Первой явилась синьора Черрути, супруга итальянского посла. Она была в сильном волнении. Усевшись за стол справа от меня, она сразу же заговорила о том, что ее муж выбивается из сил на работе и что вообще все мы живем на вулкане.

– Немцы сейчас в таком же положении, как и в июле 1914 года; нас снова могут ввергнуть в войну; эти люди просто сумасшедшие.

Я не очень-то поверил ей, но все же обеспокоился, так как всего неделю назад она присутствовала на встрече Муссолини и Гитлера в Венеции. Что-то тревожное носилось в воздухе.

Напротив меня, справа от моей жены, сидел Папен, слева – посол Лютер, только что приехавший из Вашингтона. В то время, когда я был в Америке, Лютера не особенно жаловали в государственном департаменте. Государственный секретарь Хэлл просил своего заместителя Р. Уолтона Мура не приглашать Лютера к обеду, который Мур устроил 15 апреля по случаю моего приезда. Но сегодня Лютер всех нас просто очаровал, – он был остроумен, дружелюбно отзывался о нашем президенте, забавно вышучивал американский конгресс. Папен был менее разговорчив, сдержан, но в хорошем настроении.

Когда мы встали из-за стола, Лютер и Папен очутились вдвоем в соседней со столовой комнате. Они держались друг с другом весьма натянуто. Я подошел и пригласил обоих на веранду. Здесь к нам присоединился голландский посланник Лимбург-Стирум, и разговор зашел о политике. Я заметил:

– Господин фон Папен, мне показалось, что на днях в Гамбурге вы и доктор Геббельс были настроены вполне дружелюбно друг к другу.

Он рассмеялся и сказал, что там была очень приятная обстановка – все так восторженно их приветствовали.

Тогда я, как бы вскользь, упомянул о речи, которую Папен произнес позавчера в каком-то клубе, и заметил, что Гитлера там не было, хотя его ждали. Лютер и Лимбург-Стирум присоединились к обсуждению этих речей и дали понять, что относятся к ним по-разному. В поддержку Геббельса не было сказано ни одного слова. Вставая, Папен проговорил:

– Во всяком случае, меня им не уничтожить.

Когда прием кончился, вице-канцлер и Лютер вышли вместе и уехали в одном автомобиле.

Суббота, 30 июня. Сегодня около двух часов дня, когда мы сели за стол, вернулся Уильям, который ездил кататься по Унтер ден Линден, и сообщил, что улицы блокированы, идут аресты в ставке начальника штаба Рема и среди командования войск СА. Ходят слухи о насильственных действиях в Мюнхене.

Ясно, что происходит какой-то путч или coup d’etat[4]. Вечер прошел очень тревожно. Сегодня я получил официальное письмо из штаба Рема: он отклоняет мое приглашение к обеду на 6 июля. Ввиду неопределенности положения, пожалуй, к лучшему, что он отказался. С другой стороны, это может означать, что дело обстоит ужаснее, чем мы думаем. Рем отклонил мое приглашение под тем предлогом, что едет лечиться.