Книга Случай в Семипалатинске - Николай Свечин

— Как ты думаешь, правильно, что мы замирились с островитянами?

— Правильно, — убежденно заявил Ганиев. — Худой мир лучше доброй ссоры — так у вас говорят? У нас, казахов, своя поговорка: чем хорошая тяжба, лучше плохое перемирие. Россия не должна воевать, это у нее не всегда получается, как выяснилось. В империи полно проблем, которые нужно решать, пока не поздно. В том числе и национальных. Помните наш спор в Семипалатинске?

— Помню. И до сих пор не знаю, кто из нас прав.

— Война опрокинет лодку, которую уже сейчас безмозгло раскачивает правительство, — с горечью констатировал аргын. — Я, все казахи — мы хотели бы жить в демократической России. И когда-нибудь так будет, не знаю только, доживу ли я до этого времени. Вы же видите, Алексей Николаевич, я честно служу империи. Сказать по правде, за копейки. Мне не хочется, чтобы в Семипалатинске хозяйничали китайцы или британцы. Но пора уже государю спохватиться. Его Величество смотрит на свои самодержавные права как на что-то незыблемое. Чушь! Или он изменится, или его выкинут прочь.

Разговор приобретал неприятный оборот для монархиста и бюрократа Лыкова. Но он не спорил, ему хотелось лучше понять человека, так близко стоящего к его сыну.

— Весь мир медленно, зигзагами, но движется в одну сторону, в сторону цивилизации и гражданских свобод. Куда денется Россия? Да никуда! И ей идти в ту же сторону. Или застрять на обочине. Почему до царя это не доходит? Ведь если он ляжет поперек арбы, его просто переедут. Арба двинется дальше, а он останется лежать… Будет бунт, революция, кровь. Или все изменится иным путем. Вы же умный человек. Лучше меня знаете: все мало-мальски успешные реформы в этой стране делались сверху. А снизу — Пугачев да ужасы девятьсот пятого года.

Собеседники не договорили — пора было возвращаться к фельдъегерям. По дороге Ботабай успел еще немного рассказать о контрразведывательных задачах организации номер двенадцать. Японцы свернули активные операции, но агентуру сохранили. Опыт войны научил их искать осведомителей среди людей разных национальностей. В 1904 году русское командование повесило подполковника Юкоку и капитана Оки. Их поймали в нашем тылу переодетыми в китайское платье и с динамитными патронами в сумках. Офицеры пытались взорвать телеграфную линию и полотно железной дороги, но были перехвачены. С тех пор разведка микадо больше не рисковала своими людьми. Теперь они вербуют местное приграничное население, которое постоянно ходит из Китая в Россию и обратно. Иногда нанимают и казахов. В северо-западной Монголии казахи занимают степную долину Черного Иртыша, северный скат хребтов Тарбатагая и Саура, а также южный скат Алтая. Отсюда русское командование получает сведения об активности секретных служб японцев — благодаря Ботабаю и его людям.

Формально шпионажем в Стране восходящего солнца занимается Второй отдел Генерального штаба. Но у него много полуофициальных помощников. Тайное националистическое «Общество Черного дракона», по сути дела, филиал разведки. Его отделения существуют во всех странах Восточной Азии. Для сбора информации они используют подконтрольную им сеть публичных домов. Сейчас у японских разведчиков новая идея: оседлать мусульманский сепаратизм. С этой целью капитан Котаро Ямаока, офицер Второго отдела, ведущий Россию, даже принял ислам! Ходят слухи, что он собирается в Мекку на хадж. Ямаока активно вербует в Синьцзяне агентуру среди единоверцев. Особенно поддаются татары, ярые фанатики. А их ведь так много в Семипалатинске и вообще в Русском Туркестане. Можно с высокой долей вероятности предположить, что провокацию с убийством Алкока готовили именно люди Катаро Ямаоки. Чтобы спасти Николая, надо искать выход на них.

Глава 16. Через Верный в Джаркент

Столица Семиречья поразила Лыкова обилием зелени. Какой контраст с «чертовой песочницей»! Город, словно огромный пирог, нарезали на ломти просторные улицы. Шестнадцать саженей[45] в ширину и до трех верст в длину! С востока и запада Верный обрамляли речки, из них брали воду для арыков и пускали по улицам. По ташкентской моде те были обсажены деревьями в два ряда. Сады вымахали настолько буйно, что областная столица казалась огромным парком. Из крон то там, то тут выглядывали крыши маленьких одноэтажных домиков. Лишь кое-где возвышались купола храмов и минареты мечетей. Каменных строений в три-четыре этажа не было видно вовсе. Алексей Николаевич поделился своими наблюдениями с фельдъегерями. Те пояснили, в чем дело. Оказалось, что первый губернатор Семиречья генерал Колпаковский чуть ли не силой заставлял обывателей разводить сады. Тех, кто ленился, он лично порол нагайкой… И вот результат! А одноэтажная застройка, скорее всего, была следствием землетрясений.

Алексей Николаевич не собирался долго задерживаться в Верном. Ему хотелось быстрее увидеть сына, быстрее начать дознание. Но ритуал требовал представиться начальнику губернии. Он остановился в «Российских номерах» рядом с магазином Общества потребителей. Ботабай сразу ушел встречаться с помощниками, сказав, что будет к вечеру. Коллежский советник вымылся в бане при номерах, отобедал и направился в дом губернатора. Как и полагалось, он находился на Губернаторской улице, в лучшей части города, напротив красивого кафедрального собора.

Однако генерал-лейтенанта Покотило на месте не оказалось — он уехал к начальству в Ташкент. Где-то в пути сыщик и губернатор разминулись. Делать нечего, Алексей Николаевич пошел к вице-губернатору Осташкину. Идти было недалеко, через две улицы, на Гоголевскую в областное правление. Верный положительно нравился питерцу: чистый, зеленый, веселый. Только улицы немощеные и распаренные от жары, покрытые толстым слоем пыли. Тротуары посыпаны дресвой[46], а перед богатыми домами выложены кирпичом-железняком. Но строений, поражающих взор, совсем не наблюдалось. Город выглядел как-то по-деревенски. Зато за спиной сыщика возвышалась невыразимо прекрасная гряда Заилийского Ала-Тау. Некоторые вершины белели снежными шапками, и это в такую жару. Алексей Николаевич беспрестанно оборачивался и любовался дивным пейзажем.

Действительный статский советник Осташкин оказался корпусным господином с крестьянской бородищей. Он принял Лыкова сразу, хотя никакими официальными полномочиями сыщик на этот раз не обладал.

— Мне телеграфировал генерал Рихтер, — начал администратор. — Вы здесь как частное лицо, но негласно выполняете поручение Военного министерства. Так?

— Так, Павел Петрович.

— А заодно вытаскиваете из передряги сына. Так?

— И это верно.

— Божеское дело, — констатировал вице-губернатор. — Что нужно от меня?

— Пока ничего. Счел долгом представиться по случаю прибытия в вашу губернию.

— Сразу видать воспитанного человека, — усмехнулся верненец. — А не тот ли вы Лыков, о котором мне много лет назад рассказывал правитель канцелярии Туркестанского генерал-губернатора Константин Александрович Нестеровский?