Книга Безумный Макс. Поручик Империи - Михаил Ланцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не буду скромничать, – вернул ему кислую улыбку Максим. – Именно мой отряд своевременно уничтожил штаб 1-го корпуса, захватив в плен Германа фон Франсуа. Именно мой отряд распространял слухи о наступлении русских и грозящем окружении. Именно мой отряд взорвал оба моста в Дирхау. Именно мой отряд распространил дезинформацию о падении Кенигсберга. И именно мой отряд взял вас, уничтожив штаб 8-й армии. Мы спалили его дотла, вместе со всеми документами. Ну и так – по мелочи. Например, настреляли за четверо суток более полутора тысяч солдат и офицеров. То есть фактически уничтожили целый полк…
Генерал промолчал, переваривая услышанное. Лишь желваками играл и хмурился.
– Господин генерал, – произнес Максим, внимательно смотря ему в глаза. – Я вас очень уважаю как полководца. Вы без ложной скромности один из лучших генералов на этой войне. Во всяком случае, пока. Но поверьте, если вы попытаетесь бежать, моя рука не дрогнет.
– Вы хотите, чтобы я дал слово не пытаться сбежать?
– Зачем нам обманывать друг друга? Уверен, что интересы Германии для вас намного выше, чем слово, данное какому-то там офицеру противника. Я просто обозначаю правила игры.
Они где-то с минуту буравили друг друга взглядом. После чего Пауль фон Гинденбург, скосившись на свежие кресты, спросил:
– Вы и правда убьете этих хуторян, если за могилами не присмотрят?
– Разумеется, – буднично и устало ответил поручик.
Помолчали немного. Подумали каждый о чем-то о своем. После чего Максим пригласил Гинденбурга откушать приготовленной солдатами стряпни. Генерал не сильно рвался. Головная боль после легкой контузии доставляла немало неприятных ощущений. Но поел, прекрасно понимая, что следующий прием пищи слишком непредсказуем. А голодать Пауль не любил.
Отряд приводил себя в порядок. Дотошно осматривал автомобили, слегка потрепанные обстрелом. Заправлял баки, переливая в них запасы топлива из канистр. Набивал пулеметные ленты, укладывая их в жестяные контейнеры. В общем – занимался очень важной и необходимой рутиной под руководством Васкова.
Максим же смотрел на дым от затухающего костра и курил. В этот раз по-настоящему, а не демонстративно балуясь. Почему-то захотелось, и он не стал себе отказывать в этой шалости. В конце концов он нечасто себе это позволяет.
Зачем он вообще затеял этот разговор с генералом? Ничего хитрого в том не было. Чем больше серьезных мальчиков знают о его вкладе, тем сложнее будет его затереть. На Ренненкампфа у него было намного больше надежд, чем на Самсонова и тем более на Артамонова. Но все яйца в одну корзину он не складывал. Поговорил с Гинденбургом. Пленник. Да. Но крайне высокопоставленный. И если он будет понимать значимость этой маленькой блохи, которая пустила все под откос, то, может, и до ушей Главнокомандующего долетят столь важные сведения. А Великий князь Николай Николаевич человек эмоциональный, порывистый, стихийный, да еще и кавалерист притом. Он должен оценить его художества, наверное. Хотя, конечно, Гинденбург тот еще крендель. Мог и отомстить за поражение и выставить в самом мрачном свете. Ну да и леший с ним. Главное – чтобы квакать начал, а там авось разберутся.
А вообще Максим смотрел на всю эту ситуацию с замиранием сердца. И чем ближе была финальная цель похода, тем сильнее становились терзания. Он просто не понимал своего места в ЭТОМ мире. Да, конечно, можно было продолжать гнуть свою линию контуженого. Но разве это поможет? Сделают фотокарточку. Разошлют по училищам да окрестным частям. И тут начнутся чудеса, из которых непонятно как выкручиваться. Даже мыслей никаких не было…
30 августа 1914 года, где-то в Восточной Пруссии
Отдохнули и поехали дальше.
Максим побаивался приближаться к Мазурским озерам, зная, что там хватает разрозненных отрядов пехоты в обороне. Окопавшейся то есть. Сталкиваться с ними для его колонны было слишком рискованно.
Генеральная идея была проста. Поручик планировал просочиться на стыке позиций Кенигсбергского гарнизона и зоны действий 1-й кавалерийской дивизии Германии. Тем более что немецкая кавалерия, с которой вполне реально здесь столкнуться, не так опасна, нежели пехота. Ведь ее обучали по нормам еще XIX века. Лихой налет там с «белым оружием», то есть с пиками наперевес, и все такое. То есть самый натуральный цирк с конями в прямом и переносном смысле. Но немцы тут особенными не были. Такое мракобесие в кавалерии царило везде и всюду по эту сторону Атлантики…
Избегая оживленных мест, Максим вел свой отряд по проселочным глубоко второстепенным дорогам. Пыльные и весьма дурные, они не позволяли нормально разгоняться. Впрочем, часа за три все равно удалось преодолеть около двадцати километров и выйти на шоссе. Ну то есть хорошую дорогу с твердым покрытием из укатанной щебенки.
Пустую. Совсем пустую.
– Странно… – пробормотал поручик, начав озираться. Ведь, по его расчетам, они должны были оказаться в тылу кавалерийской дивизии Германа Брехта.
Подозревая дурное, Максим остановил колонну и, забравшись на крышу грузовика, начал изучать окрестности в бинокль. Пусто.
– Максим Федорович, – произнес подошедший Хоботов. – Что-то случилось?
– Случилось, – не отрываясь от бинокля, ответил поручик. – Вы видите людей на дороге?
– Нет.
– Вот и я не вижу. А они должны быть. Мы ведь в глубоком тылу дивизии… – ответил он прапорщику и добавил, буркнув себе под нос: – Или уже нет…
Хуже было то, что оперативной информацией он не владел. А стоять на дороге и ждать у моря погоды было просто глупо. Хотя бы потому, что крайне подозрительно. Разве что развернуть возню с имитацией ремонта. Но немецкой формы у них не было. А в своей, пусть и пыльной, они привлекали слишком большое внимание. То, что под тентами грузовиков или за стеклами кабин хоть как-то годилось, вне таких укрытий выглядело форменным самоубийством. Тем более что где-то на востоке постреливали. Вон доносилось эхо выстрелов и взрывов. Хоть и не очень оживленное.
Эти выстрелы, на которые поручик поначалу не обратил внимания, вдруг стали ему пронзительно интересны. Он спустился с крыши грузовика, достал генеральскую карту и стал прикидывать дистанции.
– Лев Евгеньевич, вы тоже слышите выстрелы?
– Да, Максим Федорович, – кивнул он.
– Согласно данным, занесенным на эту карту к вечеру 29 августа, подразделения кавалерийской дивизии Германа Брехта должны были находиться примерно в пятнадцати-двадцати километрах восточнее. А звук винтовочного выстрела как далеко слышно?
– Когда как, – неопределенно пожал плечами Хоботов.
– В поле, скорее всего, не более четырех-пяти километров. Тут ведь и жара, и вон те заградительные лесопосадки недурно звуки гасят. А значит, что?
– Что?
– Бои идут уже совсем близко. Не очень оживленные, но постреливают.