Книга Пинхас Рутенберг. От террориста к сионисту. Том II: В Палестине (1919–1942) - Владимир Хазан

Трудно поверить в то, что этот не просто неосуществимый, но совершенно абсурдный и гибельный план принадлежал Рутенбергу: кажется, никому в эмиграции со времен Савинкова не приходило в голову ничего более самоубийственного – отправить хорошо всем известных эсеровских деятелей, людей уже немолодых и не вполне здоровых, с кем автор этой более чем рискованной авантюры вряд ли к тому же согласовал свой проект, для подпольно-диверсионной работы в Советском Союзе!

Он и в самом деле как будто соревновался здесь с Савинковым, который перед тем как отправиться в 1924 г. в Советскую Россию решил исповедаться перед В. Бурцевым. Бурцев всячески старался отговорить его от этой авантюрной затеи, роковой финал которой сомнений не вызывал. Б. Прянишников так описывает эту беседу:

Но уговоры не действовали. Отчеканивая каждое слово, побледневший и взволнованный Савинков продолжал стоять на своем:

– Моя поездка в Россию решена. Оставаться за границей я не могу. Я должен ехать. Я не могу не ехать!

Бурцев развел руками и смолк, понимая тщету своих уговоров. Выпрямившись и приняв боевую позу, Савинков продолжал:

– Я еду в Россию, чтобы в борьбе с большевиками умереть. Знаю, что в случае ареста меня ждет расстрел. – И с гневом и с презрением в голосе он воскликнул: – Я покажу сидящим здесь, за границей,

Чернову, Лебедеву, Зензинову и прочим, как надо умирать за Россию! Во времена царизма они проповедовали террор. А теперь не то что террор, но даже вообще отреклись от революционной борьбы с большевиками. Своим судом и своей смертью я буду протестовать против большевиков. Мой протест услышат все! (Прянишников 1993/1979: 63).

План Рутенберга ничем не уступал патетическому безумию Савинкова: для него он предлагал, вспомнив давние времена, использовать «засидевшихся за границей» эсеров.

Как и следовало ожидать, англичане этот план отвергли (Shaltiel 1990, И: 580). Но нас в данном случае интересует не столько естественная и ожидаемая реакция на него британского Foreign Office, сколько сама отчаянно-невыполнимая идея, пришедшая в голову человеку, как будто бы оставившему политику и замкнувшемуся в своих технических делах по обводнению и электрификации Палестины.

Поведение Рутенберга в этом эпизоде напоминает то, как реагировал на российские события 30-х гг. другой бывший член эсеровской партии, бывший министр юстиции в первом составе коалиционного советского правительства И. Штейнберг. После бегства из нацистской Германии, куда он эмигрировал в 1923 г. из России, И. Штейнберг отправился в Южную Африку, где, как он полагал, можно было подготовить земли для массовой эмиграции евреев. Все его жизненные планы и интересы сосредоточились на воплощении этой идеи. Тем не менее европейские события, и в первую очередь то, что происходило в это время в Советском Союзе, сохраняли для него живую и непосредственную актуальность и временами вытесняли местные заботы и проблемы. Об этом, в частности, свидетельствует его письмо брату, А. Штейнбергу, в Лондон от 16 августа 1936 г., которое он пишет из глухого и экзотического места – городка Mate King по дороге из Иоганнесбурга в Родезию («…как можно сосредоточиться на тутошнем, когда вот сейчас я купил "Sunday Times” и все полно утешительными вестями из Европы»):

Зиновьев + 15 ком преданы суду за «терроризм» с участием Троцкого! Очевидно, поймали каких-то троцкистов, кот – как на процессе Абрамовича-Суханова – покажут, что надо. Недурное начало для новой сов конституции 17

Возвращаясь от И. Штейнберга к рутенберговско-локкартов-ской секретной встрече, отметим, что Вишняк, конечно, не мог знать о планах бывшего товарища по партии, хотя его фамилия и звучала среди наиболее подходящих, на взгляд Рутенберга, антибольшевистских диверсантов. Оказавшийся в силу трудностей эмигрантского существования перед сложным выбором страны обитания, он в 1935 г. решил поселиться в Палестине. За полтора года до этого, в январе 1934 г., письмом из Парижа Вишняк просил Рутенберга за своего родственника (RA):

Дорогой Петр Моисеевич!

Подателя сего, моего родного кузена – Моисея Исаковича ЭСТРИНА всячески Вам рекомендую не столько в качестве своего родственника, сколько как очень милого, способного, энергичного и добросовестного молодого человека.

По профессии он инженер-архитектор германской выучки, и, судя по тому, что я слышал, и по выданным ему рекомендациям, – незаурядный. Если Вы возьмете его к себе на работу или пристроите на другом месте, Вам не придется, думаю, сожалеть.

Во всяком случае буду Вам очень признателен за посильное в этом направлении содействие.

В том же письме, между прочим, он спрашивал Рутенберга:

Слышал я, будто Вы имеете отношение к какому-то издательству на еврейском языке. Если это факт, а не легенда, – может быть позволительно поставить вопрос об издании на еврейском языке моего «Ленина», вышедшего год тому назад на французском языке и имевшего очень хорошую и большую прессу?

Речь шла о книге Вишняка «Lenin», вышедшей в 1932 г. и высоко оцененной как французской, так и русско-эмигрантской критикой. В частности, В. Ходасевич писал в «Современных записках» (1933. № 52. С. 468):

Те количественно скудные и качественно бледные черты, которые можно извлечь из имеющихся материалов, собраны М.В. Вишняком с величайшей тщательностью и использованы очень умело… Похвалы заслуживает и та объективность, которую М.В Вишняк проявляет по отношению к своему герою, бывшему при жизни и остававшемуся после смерти его политическим врагом.

Обращался ли Рутенберг в какое-либо еврейское издательство для перевода и издания книги Вишняка, мы сказать не беремся, однако известно, что в Эрец-Исраэль она не выходила.

К намерению Вишняка переехать в Палестину, поселиться там и полностью превратиться в еврейского публициста Рутенберг отнесся вполне сочувственно.

Он предназначал меня в редакцию газеты «Давар», – писал Вишняк впоследствии в своих мемуарах, – либо для работы по исследованию роли русских евреев в истории революции и социализма в России. Я должен был для этого освоить иврит полностью как живой язык, а не так, как я его запомнил по детскому изучению Библии и молитвам. За визой Рутенберг посоветовал мне съездить на открывающийся в 1935 году очередной 19-й съезд сионистов в Люцерне (Вишняк 1970:108).

На 19-й сионистский конгресс, проходивший с 20 августа по 4 сентября 1935 г., Вишняк поехал как корреспондент «Последних новостей». Там, по его словам, он

был хорошо принят сионистами, в частности, редактором «Давара», талантливым и привлекательным Берл Кацнельсоном8; присутствовал на заседании фракции «Мапай», слышал Бен-Гуриона, Шарета, Шазара и других прославленных ораторов и лидеров, но так называемой трудовой визы, которая выдавалась бесплатно, не получил (там же: 108).

После возвращения из Люцерна он пишет Рутенбергу (RA):