Книга Великий магистр революции - Яна Седова

Против распространения указов о назначении великого князя Николая Николаевича верховным главнокомандующим ничего не возражаем. До свидания. Род-зянко».

«Скажите, кто во главе верховного совета. Рузский».

«Я ошибся, не верховный совет, а временный комитет Государственной думы, под моим председательством. Родзянко».

«Хорошо. До свидания. Не забудьте сообщить в ставку, ибо дальнейшие переговоры должны вестись в ставке, а мне надо сообщить только о ходе и положении дел. Рузский». 3 марта 1917 г. 6 часов.

Телеграмма генерала Алексеева на имя главнокомандующих Северного, Западного, Юго-западного и Румынского (генералу Сахарову) фронтов:

Шесть часов. 3 марта.

Председатель Государственной думы, вызвав меня по аппарату, сообщил, что события в Петрограде далеко не улеглись, положение тревожно, неясно, почему настойчиво просит не пускать в обращение манифеста, подписанного 2 марта, сообщенного уже главнокомандующим, и задержать обнародование этого манифеста.

Причина такого настояния более ясно и определенно изложена председателем думы в разговоре по аппарату с главнокомандующим северного фронта, копия этого разговора только что сообщена мне. С регентством великого князя и воцарением наследника цесаревича, говорит Родзянко, быть может помирились бы, но кандидатура великого князя, как императора, ни для кого не приемлема и возможна гражданская война.

На запрос, почему депутаты, присланные в Псков для решения именно этого вопроса, не были достаточно инструктированы, Родзянко ответил главнокомандующему Северным фронтом, что неожиданно, после, по-видимому, отъезда депутатов, в Петрограде вспыхнул новый солдатский бунт, к солдатам присоединились рабочие, анархия дошла до своего апогея. После долгих переговоров с депутатами от рабочих удалось к ночи 2 марта придти к некоторому соглашению, суть коего: через некоторое время, не ранее полугода, собрать учредительное собрание для определения формы правления; до того времени власть сосредотачивается в руках временного комитета Государственной думы, ответственного министерства, уже сформированного, при действии обеих законодательных палат. Родзянко мечтает и старается убедить, что при такой комбинации возможно быстрое успокоение, решительная победа будет обеспечена, произойдет подъем патриотических чувств, все заработает усиленным темпом.

Некоторые, уже полученные, сведения указывают, что манифест уже получил известность и местами распубликован; вообще немыслимо удержать в секрете высокой важности акт, предназначенный для общего сведения, тем более что между подписанием и обращением Родзянко ко мне прошла целая ночь.

Из совокупности разговоров председателя Думы с главнокомандующим северного фронта и мною позволительно придти к выводам:

Первое — в Государственной думе и ее временном комитете нет единодушия; левые партии, усиленные советом рабочих депутатов, приобрели сильное влияние.

Второе — на председателя Думы и временного комитета Родзянко левые партии и рабочие депутаты оказывают мощное давление, и в сообщениях Родзянко нет откровенности и искренности.

Третье — цели господствующих над председателем партий ясно определились из вышеприведенных пожеланий Родзянко.

Четвертое — войска Петроградского гарнизона окончательно распропагандированы рабочими депутатами и являются вредными и опасными для всех, не исключая умеренных элементов временного комитета.

Очерченное положение создает грозную опасность более всего для действующей армии, ибо неизвестность, колебания, отмена уже объявленного манифеста могут повлечь шатание умов в войсковых частях и тем расстроить способность борьбы с внешним врагом, а это ввергнет Россию безнадежно в пучину крайних бедствий, повлечет потерю значительной части территории и полное разложение порядка в тех губерниях, которые останутся за Россией, попавшей в руки крайних левых элементов.

Получив от его императорского высочества великого князя Николая Николаевича повеление в серьезных случаях обращаться к нему срочными телеграммами, доношу ему все то, испрашиваю указаний, присовокупляя: первое — суть настоящего заключения сообщить председателю Думы и потребовать осуществления манифеста во имя родины и действующей армии; второе — для установления единства во всех случаях и всякой обстановке созвать совещание главнокомандующих в Могилеве.

Если на это совещание изволит прибыть верховный главнокомандующий, то срок будет указан его высочеством. Если же Великий князь не сочтет возможным прибыть лично, то собраться 8 или 9 марта. Такое совещание тем более необходимо, что только что получил полуофициальный разговор по аппарату между чинами морского главного штаба, суть коего: обстановка в Петрограде 2 марта значительно спокойней, постепенно все налаживается, слухи о резне солдатами офицеров — сплошной вздор, авторитет временного правительства, по-видимому, силен; следовательно основные мотивы Родзянко могут оказаться неверными и направленными к тому, чтобы побудить представителей армии неминуемо присоединиться к решению крайних элементов, как к факту совершившемуся и неизбежному. Коллективный голос высших чинов армии и их условия должны, по-моему мнению, стать известными всем и оказать влияние на ход событий.

Прошу высказать ваше мнение; быть может, вы сочтете нужным запросить и командующих армиями, равно сообщить, признаете ли соответственным съезд главнокомандующих. Могилев. 1918. Генерал Алексеев».

Император Николай II: жизнь и царствование

(Годы жизни: 1868–1918; годы царствования: 1894–1917)

Однажды я доказывала одному историку, что Николай II был великий император. Мой собеседник говорил то, что всегда говорят историки, — «ну ведь он же не был создан для государственных дел…»

— Это вы Его создавали? — спросила я.

— Нет.

— Тогда откуда вы знаете, для чего Он был создан?

Странно: вроде бы все думают, что Николай II был ограниченным и безвольным, не мог удержать власть, не мог спасти свою страну от войны и т. д. Но вот по мемуарам людей, которые непосредственно были с ним знакомы, и знакомы хорошо, — многие долгие годы работали с ним, кое-кто служил при дворе, — о нем складывается впечатление как об умном и добром человеке, которого, несмотря ни на какие недоразумения, авторы продолжают любить и находясь в эмиграции. Точно так же почти все биографы Николая II проникаются к нему сочувствием; даже советский историк М. К. Касвинов, которому положено обличать «царизм», местами говорит решительно как тайный монархист. И давно пора! Давно бы пора понять, что это глупо — при упоминании о каком-нибудь русском царе мелко хихикать, давясь в кулак ехидными остротами сомнительного качества. А о Николае II это вдвойне глупо.

Обаяние его личности было совершенно исключительным (А. Ф. Керенский называет его «обезоруживающе обаятельным»). С кем бы Государю ни приходилось разговаривать, от крестьянина до министра, он всегда очень ласково расспрашивал своего собеседника о его жизни, и нередко формальное общение с крестьянами, рассчитанное на полчаса, превращалось у него в живой и увлекательный трехчасовой разговор. Государь всегда проявлял исключительное терпение и, зная, что день его расписан по минутам, был способен долго и внимательно выслушивать даже и такие вещи, которые совсем не могли его интересовать. Г. И. Шавельский пишет об одном подобном разговоре с полк. гр. Толем: «Полковник был из разговорчивых, и государю приходилось больше молчать и слушать. О чем же болтал полковник? Только о наградах. Такой-то, мол, офицер был представлен им к Владимиру 4-й ст., а дали ему Анну 2-й ст., такой-то — к золотому оружию, а дали орден. Потом перешел на солдат. Такого-то наградили вместо Георгия 4-й ст. Георгиевской медалью и т. п. И Государь спокойно слушал жалобы этого полковника, который, прибыв с фронта, не нашел сказать своему государю ничего более серьезного и путного, как осаждать его такими жалобами, какие легко и скоро мог уладить его начальник дивизии».