Книга Россия во тьме - Александр Афанасьев

Мальчик побежал… и тут земля под его ногами вздыбилась – и его кто-то схватил обеими руками и зажал рот.

* * *

– Русский? Как зовут?

– Алексей… – так его всегда называл отец, только – Алексей.

Люди, схватившие его – были странными, на них были никогда им не виданные костюмы под цвет травы, в руках у них были ружья и, наверное… винтовки. Но они не были казаками – потому что у них не было формы.

– А лет сколько, пацан?

– Двенадцать – ответил Алексей и обиделся – я не пацан, я казак.

– Казак? А где твои родители, казак?

– Не знаю. Я из райцентра убежал. Домой иду в станицу.

Алексей помолчал, и, видя, как взрослые дяди смотрят на него – с надеждой спросил.

– А вы спецназ, да?

Ну, и вот что тебе ответить, сынок…

Я смотрел на казачонка и думал – соврать? Спецназ… нет, мы не спецназ. Мы те, кто все это затеял – теперь я уже это все понимаю. Вопрос в том, ради чего.

Кого он УЖЕ потерял в этой бойне?

Но и разочаровывать…

– Да, мы спецназ.

– Там, у нас, в райцентре, чеченцы! – затараторил паренек – много! Давайте, я вас проведу! Я дорогу знаю.

Папа его уже не сражался. Папа лежал в проулке, рядом со зданием поселковой администрации – и подтекал на асфальт. Не купил папа Вепрь или Сайгу нарезную – хотя мог бы, срок владения у него вышел. А гладкоствольная «плевательница», стреляющая только одиночными – что она против АКМа?

– Мальчик, у нас приказ…

Я не смог… нет, вы бы видели его глаза.

– Мы туда чуть позже пойдем, ладно? А пока… Бурый, займись…

– Есть.

В наушниках прозвучал сигнал вызова.

– Кабану – три девятки. Кабану – три девятки.

– Я Кабан – негромко ответил я – в двадцать пятом и двадцать шестом квадратах чехи, веду наблюдение. Пока не работал.

– Принято.

– У меня тут пацан из местных. Мелкий. Надо бы забрать.

– Пока возможности нет, держи при себе.

– Принял.

– Отбой.

Я поставил связь «только на прием» и задумался, смотря на казака Алексея двенадцати лет от роду. Ну и что мне с тобой делать, казак Алексей? Учитывая, что теперь твое поселение стало вражеским тылом?

* * *

– Движение, на одиннадцать часов – противник. Ориентир три – стоп.

Я чуть сдвинул цевье Mk11mod0[82], чтобы увидеть ориентир три – автобусную остановку на трассе.

– Дальность.

– Триста семьдесят пять.

Вполне рабочая. Даже очень. Прицел, поставленный на минимальную кратность – на тройку – показывал остановившиеся джипы, на головном – ичкерийский флаг с волком – не ошибешься. Вышедшие из машин чехи… тоже похожие на волков… в черном.

Я сам это миновал… я же по контракту в армии пошел, после того как на гражданке все потерял. А вот тот, кто учил меня снайперскому искусству в России, старый и опытный подполковник Боровик – вот он то хлебнул всех прелестей чеченской войны изрядно. И от того, что он рассказывал нам, контрактникам, пиджакам как нас называли в армии или ещё студентам – от этих рассказов кровь стыла в жилах.

Народ – воин, народ – монолит. В котором воюют все – мужики, бабы, дети – каждый по своему. Дети – постоянно трутся у блоков, у комендатур, смотрят, всегда готовы свистнуть, что плохо лежит, а то и мину-липучку под брюхо БТР прикрепить. У некоторых сотовые телефоны, которых и у взрослых то нет. Бабы… лагерь для временно перемещённых, считай голое поле и палатки, одно бабье – а все уже беременные, все с пузами. Откуда – как ветром надуло. Рожают всегда через восемь, через семь месяцев – как волчицы. Мальчик родился – будущий воин. Девочка – нарожает нации воинов. Пацанят – учат резать скот, с детства внушают, что русские – враги. Не боятся они – никого и ничего…

Мать – никогда не приедет забирать сына из банды, как бы хреново не воевал ее командир – а хреново воевали многие, с большими потерями. Если кто-то в селе только попробует выступить против войны, скажет что хватит крови – зарежут, и откажутся хоронить по обряду. Отец – готов сам надеть на дочь пояс смертника и отправить на русский блокпост – были случаи, когда молодые чеченки соблазняли солдат, чтобы самим потом проникнуть на пост с гранатой или провести банду.

Может, из-за рассказов подполковника – мы и выжили в жестоком, чужом, фанатичном Ираке – вооруженные всего лишь винтовками, да тремя непоколебимыми российскими истинами, въевшимися нам в кровь и хорошо подходящими как для жизни, так и для войны.

Не верь.

Не бойся.

Не проси…

На моих глазах – один из чеченских боевиков с хохотом – зарядил в подствольник гранату, опер приклад о капот, отправил гранату в сторону села. Заряжать свой подствольник – принялся и другой…

Хватит…

– Кабан, всем, разобрать цели. Работаем после меня.

Винтовка – уже была снята с предохранителя, глушитель – скрадет звук выстрела. По моему иракскому опыту – опытный снайпер, вооруженный такой винтовкой – способен сделать два, три, даже четыре точных выстрела, прежде чем противник прочухает. Винтовка отличная – двадцать патронов в магазине, глушитель в комплекте, отдача – вдвое меньше, чем у СВД…

Шпок!

Вынимающий что-то из багажника джипа боевик – поскользнулся и упал, пока его сородичи – обсуждали наставление по стрельбе из подствольного гранатомета.

Шпок! Шпок! Шпок!

Ещё трое – попадали, подобно сбитым кеглям. Остальные – рванулись в разные стороны, и тут же – застучало несколько стволов с нашей стороны. Из-за глушителей – у нас выстрелы были слышны как громкий лязг, а там – вряд ли вообще что-то было слышно.

Всё?

Я заметил, как из-за капота выглядывает боевик.

Шпок!

Больше не выглядывает.

– Кабан, доложить.

– Слева, движение остановилось!

– Справа – движение остановилось!

– На цели – движение остановилось!

– Кабан, всем, досмотреть и уходим. Документы, мобилы, любые носители информации – не мне вас учить.

– Есть. Трупы минируем?

Я задумался. По понятиям войны – беспредел, но не меньший беспредел – ради смеха обстреливать село.