Книга Гражданская война в США. 1861-1865 - Кирилл Маль

Когда эту перестрелку удалось прекратить, командир бригады спросил у полковника гвардейцев, зачем он приказал своим людям стрелять. «Черт подери, сэр! Мы стреляем в каждого, кто стреляет в нас!» — ответил тот. Во избежание дальнейших недоразумений луизианцам было приказано вывернуть мундиры наизнанку, но от этого стало только хуже. Теперь их не мог узнать даже собственный командир.

Джонстон ясно видел, что управление войсками буквально ускользает у него из рук. Помимо этого после слияния всех четырех линий в одну не осталось резервов для продолжения атаки, так что теперь всем стало ясно, насколько ошибочным был боевой порядок, который он предписал для своей атакующей армии. Но, с другой стороны, его войска пока действовали удачно, план нападения на северян сработал и оставалось лишь довершить начатое. «Мы смели их с поля боя и теперь, я думаю, можем прижать к реке», — сказал Джонстон и велел продолжить наступление. Главный удар южан был по-прежнему нацелен на левый фланг противника, и в районе 1 часа дня они снова атаковали его на этом участке. Джонстон, выяснив, что обычный механизм командования [199] армии вышел из строя, лично повел своих людей в наступление, и ободренные его присутствием конфедераты совершали чудеса храбрости. Бригада Смита, так долго державшаяся у Лик-Крика, была наконец опрокинута и обращена в бегство. Охваченные азартом преследования, конфедераты вышли к персиковому саду с юго-запада, но были встречены плотным огнем дивизии Хёрлбута и на мгновение дрогнули. Джонстон, наблюдавший за атакой, тут же бросил в дело последний из имевшихся у него резервов — самого себя.

«Я поведу в бой этих кентуккийцев и теннессийцев!» — воскликнул он и с обнаженной шпагой в руке поскакал вперед. Солдаты, зараженные его храбростью, бросились в атаку и после короткой рукопашной схватки овладели садом. Джонстон вырвался из свалки в мундире, пробитом пулями, и с наполовину оторванной подметкой на одном сапоге. «На этот раз они меня не опрокинули», — сказал он, но вдруг побледнел и начал валиться с седла. Он не заметил, что еще одна пуля задела его бедренную артерию. Джонстон истек кровью. Спасти его уже не удалось, и в районе 2.30 пополудни один из лучших генералов Конфедерации скончался.

Борегар, принявший командование, постарался скрыть от армии его смерть, но атаки все же пришлось приостановить. Наступил короткий перерыв. Затишье было нарушено лишь на правом фланге федералов, где Шерман и Мак-Лернанд перешли в контрнаступление и отбросили противника за Тилгхем Брэнч. Однако лишенные поддержки, они вскоре остановились и вернулись на исходные рубежи, заняв два удобных холма в северной оконечности поля. Так они прикрыли переправу через Сней-Крик, по которой вот-вот должна была подойти дивизия Лью Уоллеса.

Эта дивизия с нетерпением ожидалась Улиссом Грантом, у которого, как и у Джонстона, не осталось свежих резервов. Правда, его кавалерия кое-как собрала и пригнала на поле боя несколько сотен беглецов, но подобное пополнение, конечно, не могло спасти положения. А оно было столь отчаянным, что в дело пошли даже нестроевые. Так, один армейский хирург, обнаружив на батарейной позиции четыре брошенные пушки, взял из ближайшего пехотного полка нескольких [200] солдат в качестве артиллерийского расчета и открыл огонь. В течение получаса этот отважный доктор и его «сборная команда» вели обстрел позиции противника, пока шальной снаряд не взорвал зарядный ящик и не вывел из строя два орудия.

Однако битву нельзя было выиграть одним только героизмом. Правда, солдаты Гранта еще могли удерживать позиции, но, чтобы переломить ход событий, были нужны свежие подкрепления. Бьюэл, лично прибывший в Питтсбург-Лендинг, встретился с Грантом и пообещал ему ускорить движение своей армии. Его передовая дивизия под командованием Нельсона уже была в Саванне, но ее еще предстояло погрузить на суда и доставить на поле брани, а на это требовалось время. Дивизия Лью Уоллеса, стоявшая у Крампс-Лендинга, всего в паре миль от Шайло, уже давно должна была прибыть на место, но почему-то запаздывала. Как выяснилось позже, Уоллес неправильно понял посланный ему приказ, свернул на другую дорогу, заблудился и вышел к Питтсбург-Лендингу лишь вечером. Таким образом, Гранту оставалось только держать оборону всеми силами, которые были у него под рукой, и он отдал им соответствующий приказ: стоять до последнего.

Генерал Прентис, занимавший со своей дивизией центр федеральной линии, воспринял этот приказ буквально. После того как дивизия Хёрлбута была отброшена из персикового сада, а Шерман и Мак-Лернан, за ними и В. Уоллес подались назад, эта дивизия оказалась в очень опасном положении. Она занимала выдвинутую вперед позицию, открытую для ударов как с фронта, так и с флангов, ибо ни южнее, ни севернее уже не оставалось ни одного федерального полка.

Но Прентис, следуя приказу Гранта так, как он его понял, отказался отступать вслед за остальными дивизиями армии… и тем спас положение. Этот генерал не был профессиональным военным, и весь его боевой опыт ограничивался участием в Мексиканской кампании в качестве капитана добровольцев, но, как показало сражение у Шайло, он обладал всеми качествами отличного боевого командира. Если Шерман сыграл в этой битве роль Эванса, то Прентис оказался для федералов Джексоном Каменной Стеной. Пока южане переключили [201] свое внимание на него, а они вынуждены были это сделать, Грант смог переформировать свои силы и подготовить новую линию обороны.

Позиция, которую занимала дивизия Прентиса, была очень сильной. Этот участок поля, поросший густым, труднопроходимым лесом, был своего рода естественным бастионом, где небольшая воинская часть могла долго держаться против превосходящего противника. Кроме того, здесь впервые в ходе гражданской войны были применены траншеи. Конечно, настоящих траншей, специально вырытых для обороны, не было, но их заменила зигзагообразная «утопленная» в земле дорога, ставшая естественным окопом. Расположившись вдоль ее линии, солдаты Прентиса оказались практически неуязвимы для ружейного огня противника.

Но конфедераты не подозревали о преимуществах, которые имели перед ними северяне, и двинулись на них сомкнутой линией в полный рост, словно нарочно подставляя себя под пули. Эта атака была чистым самоубийством, и, как вспоминал один из солдат Прентиса, «стрельба по этим храбрым людям, так героически шедшим прямо дьяволу в пасть, казалась почти варварством». Атакующих встретил уничтожающий винтовочный и артиллерийский огонь. Они попытались пробиться, но вскоре дрогнули и откатились назад. Затем, перегруппировавшись, южане снова пошли в атаку и, потеряв еще несколько сотен человек, опять вернулись на исходные рубежи.

На этом атаки следовало остановить, но командиры конфедератов еще не осознали, что фронтальные удары по укрепившемуся противнику в сомкнутом строю сродни стремлению проломить головой стену, и продолжали свои безумные попытки забросать позиции Прентиса человеческим мясом. Всего они предприняли против его дивизии 12 атак, и все 12 оказались безнадежными. Южане дали этому участку неприятельской линии меткое прозвище — «гнездо шершней».

Тем не менее положение Прентиса и его людей, и без того бывшее отчаянным, с каждым часом становилось все безнадежнее. Не имея возможности сломить оборону прямыми атаками, конфедераты охватили «гнездо шершней» со всех сторон, отрезав его от остальных частей федеральной армии. [202] Одним из первых это узнал раненый солдат-северянин, которого ротный командир отпустил в тыл. Через некоторое время он вернулся и попросил снова дать ему винтовку и указать место в линии. На вопрос, почему он все же не отправился в тыл, солдат пожал плечами и спокойно ответил: «У этой чертовой битвы вообще нет никакого тыла».