Книга Повседневная жизнь Калифорнии во времена "золотой лихорадки" - Лилиан Крете

Суд Линча

Алькальд обещал, что преступление будет караться по всей строгости закона. Бердью-Стюарт был отправлен в Мэрисвилл для суда за убийство шерифа Мура и приговорен к повешению, но поскольку речь шла об англичанине Томасе Бердью, исполнение приговора было отложено, так как его сходство с австралийским бандитом было действительно поразительным. Что касается Уиндреда, осужденного на 14 лет тюремного заключения, то ему через некоторое время удалось бежать из тюрьмы с помощью сообщника.

Терпение горожан подходило к концу. Сэм Бреннан собрал видных людей города, и был создан комитет бдительности для «защиты жизни и имущества граждан и жителей города Сан-Франциско»(6). Для его штаба выбрали здание на углу Беттери и Пайн-стрит, и было решено, что саперная рота «Моньюментал» будет на суд над преступником созывать своих членов похоронным звоном (вместо яростного набата, как в случае пожара).

В ночь 10 июня 1851 года похоронный колокол прозвучал впервые. Тысячи людей, не имевшие ни малейшего понятия о том, что происходит, устремились на этот призыв. Сидевший в тюрьме Джон Дженкинс был одним из самых отпетых подонков Сидней Тауна. Бреннан выступил с речью перед собравшимися, чтобы прояснить ситуацию. Он сказал, что вина этого человека доказана, и спросил, какого наказания он заслуживает. «Повесить его!» — в один голос выкрикнула толпа. На приведенного на Плазу Дженкинса накинули петлю. «Толпа людей потянула веревку, и тело казненного взвилось вверх, словно чтобы он сам мог убедиться в том, что на этот раз справедливость восторжествовала и он получил по заслугам», — пишет Альбер Бенар(7).

Комитет раскрыл имена своих 184 членов и, ссылаясь на старый мексиканский закон, запрещавший любому ранее судимому въезд в местные провинции, приказал населению Сидней Тауна немедленно покинуть Калифорнию. Некоторых из них выслали, другие бежали, третьи затаились. Тем временем комитет бдительности отыскал настоящего Томаса Стюарта и послал своего представителя в Мэрисвилл с целью освобождения несчастного Бердью, которому вернули кошелек с несколькими тысячами фунтов. Джеймс Стюарт, прекрасно понимавший, какая судьба его ждала, решил, по словам одного свидетеля, «окончить свои дни во славе» и признался в «сотнях совершенных им преступлений», не упустив ни одной детали. Он заявил также, что у него были сообщники из числа полицейских и что они за 6 тысяч долларов способствовали бегству многих преступников. Ему дали два часа на покаяние, затем вооруженные члены комитета бдительности повели его на пристань и повесили перед собравшейся там довольно большой толпой.

Население было очень довольно, а губернатор Джон Макдоугал — не слишком. В глубине души он был согласен с комитетом бдительности, однако как губернатор не мог допускать подмены законной судебной власти судом Линча. Поэтому когда комитет арестовал двоих новых бандитов, Сэмюэля Уиттекера и Роберта Маккензи, осудил их и приговорил к повешению, он послал шерифа с текстом «Habeas corpus»[33] — «Закона о неприкосновенности личности» и с усиленным нарядом полицейских, чтобы доставить осужденных в городскую тюрьму. Несколько «хранителей бдительности» не смогли оказать никакого сопротивления, и заключенные, «страшно обрадованные»(9), говорит современник, последовали за шерифом.

В течение двух дней ничего не произошло. На третий, в воскресенье 24 августа, вооруженные «бдительные» силой ворвались в тюрьму, захватили обоих грабителей, заставили их сесть в экипаж и галопом доставили в штаб комитета. «Эта операция была проведена так быстро, — рассказывает Эдуард Ожер, — что не прошло и пятнадцати минут между похищением, транспортировкой и казнью осужденных, хотя расстояние от тюрьмы до штаба комитета составляло два километра»(10).

Услышав звон похоронного колокола, тысячи жителей Сан-Франциско собрались на месте казни. В первом ряду стоял С. де Лаперуз. Он с большим удовлетворением присутствовал при казни этих «кровожадных людей», сеявших ужас. Если Уиттекер (которого по ошибке звали Стюартом) умер быстро, то Маккензи, «крепкому парню, — говорит Лаперуз, — понадобилось больше времени, чтобы отдать свою подлую душу дьяволу, и перед нами предстало необычное зрелище, описанное некоторыми знатоками, но о котором мне рассказывать довольно трудно»(11).

Заметим сразу же: современники одобряли суд Линча, независимо от их национальности и воспитания. Послушаем еще раз такого тонкого человека, как Лаперуз: «…Во время этого применения закона Линча я не оставался в стороне и с рвением тянул веревку, положившую конец подвигам этих бандитов»(12). А Эдуард Ожер вспоминал: «Насколько бы незаконным ни было это присвоенное судом Линча право на строгость его приговоров, когда речь идет о жизни людей, следует признать, что общество бдительности оказало огромную услугу населению Калифорнии. Без его полезного вмешательства в период, когда Сан-Франциско был прибежищем для всех жуликов и где закон находился в руках преступных мздоимцев, жизнь каждого человека и его личная собственность оставались бы незащищенными»(13).

Французы, американцы, англичане — все признают, что именно благодаря непримиримой позиции «бдительных» город Сан-Франциско может избавиться от преступников. К моменту роспуска комитет насчитывал 700 членов.

Их деятельность устрашала бандитов, «по-крысиному» бежавших от всеобщего гнева. Она приводила в ужас также представителей судебной и административной власти, политиков и полицейских, которые взялись, наконец, за исполнение своих обязанностей, и законопослушные граждане Сан-Франциско могли целых два года спать спокойно.

Закон прииска

Сан-Франциско первым подал пример. Затем комитеты бдительности были созданы во всех городах, а комитет Соноры заключил соглашения о взаимной помощи с комитетом Сан-Франциско. Но в районах золотых месторождений суды Линча обосновались уже давно. Миновали идиллические времена 1848 и 1849 годов, когда здесь было много золота и царила честность. На берегах Калифорнии высаживались и сливки общества, и подонки всех мастей. Один калифорниец, Дон Фернандес, отлично охарактеризовал ситуацию, саркастически объявив 1849 год «великим годом импорта»: «Австралия посылала сюда своих преступников, Италия — музыкантов, Германия — парикмахеров и любителей пива, Англия — боксеров, Франция — сутенеров и проституток, Мексика — игроков в монте, Чили — воров и карманников, Перу — воров, Ирландия — бандитов с большой дороги, а Соединенные Штаты — полицейских и заговорщиков, а также время от времени пролетариат, ремесленников и фермеров»(14).