Книга 1917. Разгадка «русской» революции - Николай Стариков

Ленин — ключевая фигура нашей революции, ему немцы якобы дают зеленый свет. И он едет в три раза медленнее, чем поезд с хорошим, добрым, но куда менее важным для революции товарищем Луначарским…

В случае с Лениным германцы тянули время как могли. 11 апреля (29 марта) 1917 года поезд с «пломбированным» вагоном прибыл в Берлин.[178] Но вместо того чтобы отправить его далее к германскому побережью, в Засниц, поезд оттащили на запасной путь Штеттинского вокзала немецкой столицы. Зачем это было сделано? Историки пытаются объяснить такой «простой» поезда ведением Лениным и германскими деятелями неких переговоров. На самом деле все куда прозаичнее: немцы тянут время. Поэтому длительность нахождения поезда на запасном пути вообще нигде не указывается.[179] Из ВСЕХ изданных книг вообще неясно, где же Ленин и его спутники ночевали. То ли в поезде, стоящем в тупике, в Берлине (Сборник. В. И. Ленин. М., 1981), то ли где-то в порту Засниц (Хефнер Шуберт. Ленин в Германии. М., 1985). А что сказать, как объяснить задержку? Переговоров нет, никаких контактов нет, а немцы дальше не везут. В такой ситуации — лучше всего обойти вопрос задержки стороной…

Действия немцев с их английскими «партнерами» явно не согласованны. Это действительно чисто немецкая импровизация. Следы того, что немцы «загадочно» тянут время, мы можем найти в мемуарах лиц, причастных к «пломбированному» вагону. Зная, сколько ехать на поезде до парома, отплывающего в Швецию, Ленин в телеграмме Ганецкому поручил организовать встречу прибывающих революционеров. И Ганецкий (Фюрстенберг) ждет в Треллеборге, куда должен прибыть паром из германского порта Засниц. Но по всем срокам Ленин и его спутники должны были успеть на согласованный паромный рейс. К удивлению Ганецкого, среди сошедших с «Дроттнинг Виктория» ни Ленина, ни его спутников нет. Озадаченный ленинский связной вернулся в Мальме, а на следующий день вновь отправился встречать уже следующий паром. Вновь никого. Путешественники опаздывали уже на сутки.[180]

Ганецкий звонит жене Гизеле в Стокгольм, но она не может сообщить ничего нового. Нет ответа и на срочную телеграмму, отправленную на старый ленинский адрес в Цюрих. Группа Ленина просто исчезла, не оставив никакой информации о своем местонахождении.

Вот и подумайте: стал бы волноваться ленинский связной, если бы «пломбированный» поезд ехал с нормальной, положенной для него скоростью? А если бы он ехал еще быстрее, чем положено, как это пишут некоторые горе-историки?

А отчаявшийся Ганецкий наконец находит выход из ситуации. Он дает радио на пароход. Туда принимают лишь служебные телеграммы, поэтому он называется работником русского Красного креста, которому поручили встретить эмигрантов. Капитан парома получает следующий текст: «Г-н Ганецкий спрашивает, едет ли г-н Ульянов и сколько с ним мужчин, женщин и детей».[181]

Радость Ганецкого была невероятна. «Я прямо в исступлении…», — пишет он…[182] Еще бы — Ленин и его спутники внезапно исчезли, а потом так же внезапно появились. (Опоздав на два дня!) Самое сложное — германская территория — уже позади. В Стокгольме их ждут. И не только друзья — шведские социал-демократы, но и билеты на проезд в Россию, оплаченные Временным правительством…

…Признаюсь, когда я впервые понял, ЧТО задумали англичане, меня прошиб холодный пот. В глубине души еще теплилась слабая надежда, что все это действительно чудовищное, невероятное совпадение. Однако факты — упрямая вещь. И они неопровержимо свидетельствуют, что накануне своего наступления руководство Британии вступило с руководством Германии в сговор. Ведь если с цифрами и датами еще можно смухлевать, то с конкретными историческими фактами это сделать невозможно. Их можно просто не замечать и не осмысливать. Ведь дело даже не в том что «союзники» внезапно, безо всяких видимых причин, перенесли сроки своего наступления на месяц раньше, а в том, что и проводить его вообще не имело никакого смысла!

Поясню. План запланированного наступления Антанты состоял в захвате в клещи Нуайонского выступа («клещи Нуайона»), его подрезания с двух сторон и окружении расположенных там немецких войск. Этот плацдарм, вдавленный в расположение французских и английских войск, был весьма приличной площади. Германских войск там было очень и очень много. В случае успеха «союзного» замысла всех их ждала печальная участь. Так вот наступление англо-французов потому не имело смысла, что буквально накануне его начала немцы вывели с угрожаемого участка все свои войска. Абсолютно случайно, естественно.

Это факт. Снова открываем «Историю военного искусства»: «В то время когда французы и англичане развернули подготовку к решительной операции по плану Нивеля, германское командование отводит войска (отвод начался 16 марта) с нуайонского выступа (по фронту от Арраса до Суассона около 135 километров, местами глубиной от 30 до 40 километров) на подготовленную позицию Зигфрида».[183]

Мало одного источника — давайте смотреть другие. Например, книгу уже процитированного нами однажды крупного военного теоретика Зайончковского: «Но в то время, когда во французской главной квартире шли работы по выработке плана операции, германцы спутали все карты французов, неожиданно отойдя 17 марта на заблаговременно подготовленную позицию по всему фронту от Арраса до Вайи, что на реке Эна».[184]

Причина германского отхода историками нам точно и логично объяснена. У немцев в 1917 году нет сил наступать, поэтому они готовятся к обороне. Выдающийся вперед огромный плацдарм, выдающаяся вперед дуга всегда вызывает у противника желание ее «подрезать». С него либо надо рваться вперед, либо обороняться. Но оборонять его неудобно, войска противника нависают над вашими флангами, грозя окружением. Подобная ситуация была в 1943 году на Курской дуге, которая поэтому и получила свое название. Тогда немцы решили подрезать советскую оборону. В 1917 году Германия сама решает обороняться и для этого строит в своем тылу новую сильную оборонительную линию под названием линии Зигфрида. Это не наспех вырытые окопы, это превосходно укрепленный район, занимавший в глубину 8–10 километров, захватывавший отличные наблюдательные пункты с обзором на 20 километров и намного сокращавший фронт обороны.[185] Главное в сложившихся условиях: для немцев — избежать окружения и вовремя отойти, а для «союзников» — успеть окружить их на старых позициях.