Книга Сорок лет среди грабителей и убийц - Иван Путилин

— Потому как я по этой должности без малого всю жизнь и теперь без места.

— Нет, милый человек, таких у нас нету, — ответил приказчик.

Ж. удивился.

— Такой огромнейший дом и с парадом, а господ нету!

— Купцы тут у нас живут, контора еще, а из настоящих господ один Синев Яков Степанович. Так им лакея не нужно.

— Есть?

— Не есть, а не для чего. Сами молодые, год как повенчаны, знакомых никого, и со всем у них одна прислуга справляется. Такая шельма! Анюткой звать. У нас завсегда с одним фельдфебелем прохлаждается, когда господ ежели нет.

— А поди никогда ввечеру не сидят? Господское житье я знаю…

— Тут не так, — отвечал словоохотливый приказчик. — Промеж ними будто есть что-то. Анютка сказывала, что иногда ужасно даже! То, говорит, целуются, то плачут. Однова она хотела за окно выброситься, в другой — он чуть не зарезался.

— Что ж это с ним?

Приказчик пожал плечами. Сидевшая в углу с мастеровым женщина обернулась.

— Это ты про Синевых? — спросила она приказчика.

Тот кивнул.

— Про их балакаю.

Женщина оживилась и, поправив на голове платок, заговорила:

— Про этих господ ты у меня спроси. Я у них завсегда белье стираю и всю-то их жизнь во как знаю! С чего они живут так…

Ж. поднялся и подошел к прачке. Протянув прачке, а потом мастеровому руку, он сказал:

— Позвольте познакомиться. Прокофий Степанов, по лакейской должности, — и, садясь возле их стола, прибавил: — Очень люблю, когда про господ рассказывают. Дай-ка нам, почтенный, две пары бутылок, — сказал он приказчику.

Прачка осталась очень довольна. Когда подали раскрытые бутылки, она и мастеровой чокнулись с Ж., и она тотчас заговорила:

— Господа-то эти душевные очень, да вот поди — не повезло! Барин-то в ней души не чает, и она в нем, и деньги у них, потому у барина хорошее место, а в доме ужасти что.

— Из чего же промеж них такая контрибуция? — спросил Ж.

Прачка нагнулась к нему и понизила голос до шепота.

— Видите ли, она-то до свадьбы не соблюла себя. он и обижается. Где да с кем? А она плакать да на коленки. А он хвать ее! Бьет, а потом сам на колени и ноги целовать. Тут обнимутся, и оба плакать. Я это в три часа проснулась в прачечную идти. Анютка спит, что мертвая, а там плач и голоса. Я и подойди. Аж жутко стало. Он говорит: «Я тебя убью!» А она говорит так-то тихо: «Убей». И тишина вдруг, а потом как он заплачет… Анютка сказывает — и часа бы не прожила, кабы не доход.

Ж. налил в стаканы пива, чокнулся и спросил:

— А из себя красивые?

— И не говорите! Прямо парочка. Она-то такая стройненькая да высокенькая, что твоя березка. Волоса густые да длинные, брови что угольком выведены, и всегда сурьезная. Нет чтобы улыбнуться.

— А сам?

— Тоже видный мужчина. Высокий, статный. Поначалу, как с бородой был, так еще был красивее.

— Сбрил, что ли? — спросил Ж.

— Совсем! Сказывал шутя, что барыня не любит. Борода-то из русого волоса, большая была такая…

— Ну, прощенья просим! — поднялся Ж.

— Что ж, уже идете?

— Я еще забреду. Тут, на Клинском, живу, — отвечал Ж. — А сейчас мне надо насчет места наведаться.

— Ну, спасибо за угощение.

— Не на чем!

Молчавший все время мастеровой вынул изо рта трубку и сказал:

— Теперь ужо за нами!

— Пустяки, — ответил Ж. и, простившись за руку с приказчиком, вышел.

— Обходительный мужчина, — сказала прачка, — приятно и в компании посидеть.

А обходительный мужчина забежал домой, переоделся и через полчаса был у меня.

— Убийцы найдены! — сказал он и рассказал все вышеописанное.

* * *

С этих пор не проходило вечера, чтобы Ж. не распил в портерной на Серпуховской шесть, восемь, а то и двенадцать бутылок пива в дружеской компании за беседой.

Он успел, кроме прачки, познакомиться и с обоими дворниками, и с Анюткой, и даже с ее фельдфебелем, и все они не могли нахвалиться своим новым приятелем.

Анютка успела рассказать Ж. много интересного и нового.

— Они однажды после крупной ссоры словно помирились и все целовались. Потом собрались ехать к тетке на дачу в Лугу. Уехали, а на другое утро барыня одна вернулась. Бледная, чуть живая, и сразу в постель легла. Я думала, что барин, может, бросил ее, потому что никогда не было, чтобы они разлучились, а тут и ночь прошла, а его нет. Только рано утром звонок. Я отперла и даже закричала. И барин, и не он! Бороду-то всю напрочь сбрил и усы окарнал. «Что это вы?» — говорю, а он смеется. «Теперь барыня, говорит, — довольна будет, она мою бороду не любила!»

Прошел к ней, и стали они что-то шептаться, мирились, верно.

Ж. кивнул головой и сказал, подмигивая на фельдфебеля:

— А вы бы небось не прочь, кабы они и недельку у тетки пожили? Праздничек бы справили.

Анютка засмеялась.

— Мы и то привыкли, как есть. На Спаса было. Мы это к Преображенью ходили, а потом в Зоологию.

— Выходит, из-за бороды и мир? — снова спросил Ж.

— Какой! — отмахнулась Анютка. — Теперь еще хуже. Барыня все плачет, ночью не спит, барин туча тучей, ровно схоронили кого.

Ж. больше спрашивать было не о чем. Убийцы были найдены. Я со спокойной совестью поручил ему арестовать обоих и доставить в сыскное отделение.

На другой день он дождался, когда Синев уехал на службу, и уже в своем обыкновенном костюме поднялся по парадной лестнице и позвонил в дверь, на которой была прибита медная табличка с надписью: «Яков Степанович Синев».

* * *

Анютка открыла дверь и с удивлением взглянула на Ж.

— Вы за мной?

— Нет, душечка, — спокойно ответил ей Ж., — проводите меня к вашей барыне.

Анюта удивленно вытаращила глаза.

— К барыне?

— Ну да! Возьми пальто! — и Ж., кинув изумленной Анютке пальто, смело вошел в комнаты.

Через кокетливо убранную гостиную он прошел в столовую. Там у окошка сидела Марья Ивановна Синева с задумчиво склоненной головой. При виде Ж. она подняла голову и удивленно, испуганно взглянула на него. Ж. приблизился к Синевой, поклонился и тихо сказал:

— Я — агент сыскной полиции и пришел арестовать вас по делу об убийстве Кузнецова.

Она приподнялась, в немом ужасе вытянула руки и бессильно опустилась на стул. Ж. с чувством сожаления взял руки Синевой и слегка встряхнул ее.