Книга Обыкновенная иstоryя - Наталья Андреева

– Я даже в этом не сомневаюсь. – Тимофей с облегчением вздыхает.

Достаю планшет из сумки:

– Как зовут профессора?

– Стенли Вудвард. Судя по имени, стопроцентный W.A.S.P. с корнями на «Мэйфлауэре»[12].

Открываю gmail, ввожу в строку to: три буквы «Ros», и умный ящик уже подсказывает: Rostislav Kolcaninoff? Отвечаю утвердительно. Именно он. Пишу письмо и одновременно поясняю:

– Ростислав Владимирович Колчанинов родился еще в 1920 году в белом Крыму. Отец – военный инженер. Эвакуировались в Галлиполи. Оттуда в Сараево. Колчанинов – старейший член НТС[13]. Мы переписываемся больше десяти лет, и я его никогда не видел, он уже лет пятнадцать не выходит из дома, где-то в пригороде Нью-Йорка, но очень много раз мне помогал. Он знает всех, кто связан с нашей эмиграцией. Особенно в Штатах, особенно если все это еще имеет отношение к Сербии. – Одновременно дописал письмо и нажал send.

– Ты оперативен. Давай еще по кофе – и расход.

Тимофей уже делал заказ официанту. Джезва и миниатюрные чашечки. Два запотевших стакана с ледяной водой.

– Как в Сараево. На Башчаршии. – Наслаждаюсь ароматом кофе.

– Я не любитель ориенталистской экзотики. – Тимофей осторожно прихлебывает обжигающий напиток.

Аромат, струящийся из джезвы, перебивает двойной дзинь – нам письмо. Активирую экран планшета. Вот это скорость! Ответ из NY!

«Дорогой друг, очень рад весточке от Вас. Профессор Вудвард мой добрый приятель. Я созванивался с ним – он готов принять Вас вечером».

Упс, забыл написать, что я в Сербии, а не в Штатах. Старик, видимо, подумал, что я уже в Нью-Йорке. Как всегда, деловит и лаконичен.

Их вечер с поправкой на разницу во времени наступит ориентировочно через двадцать часов. Можно успеть. Захожу на momondo.com, логинюсь, забиваю в графу to: NY from Belgrade. Мне сегодня везет, вылет через три часа, пересадка во Франкфурте. Цена приемлема! Бронируем.

– Тимофей, ты не поверишь, но профессор Вудвард ждет меня сегодня вечером, вылетаю через три часа.

– Ты очень, очень оперативен. – Широко улыбается.

– Я знаю.

Быстро прощаемся. Прыгаю в такси на стоянке, быстрее домой. Одновременно набираю Любише – через пятнадцать минут стартуем с ним в аэропорт от дома. Домой залетаю молнией. О. проснулась, сидит перед монитором, рядом Рукавичка, критически наклонив голову, тоже изучает psychology.ru.

– Доброе утро. – Наклоняюсь и прислоняюсь щекой к ее щеке.

– Ага. Вот колонку пишу, а Рукавичка мне помогает.

– А я уезжаю. Прямо сейчас.

– Один? – Нотки недовольства. – А куда?

– Северо-американские Соединенные Штаты. Новый Йорк. Я на один разговор. В пятницу мы вместе летим в Рим. Волхв уже забронировал билеты.

Полуобернулась. Пристальный, внимательный взгляд.

– То, что уезжаешь – очень плохо. Рим – хорошо. – Она, как всегда, лаконична.

Вытаскиваю скомканную салфетку из кармана, расправляю.

– Поездка обоснована. – Выразительно подчеркиваю цифру.

– Тогда… Командировка утверждена. – Веселые искорки в глазах. Люблю ее смех, обожаю очаровательную серьезность. Когда-то я потерял смысл, а Она помогла мне его найти.

Быстро хватаю дорожную сумку, кидаю туда macbook, планшет, немного одежды, пару книг в самолет, документы и несколько дежурных сувениров с балканским колоритом. За воротами уже сигналит Любиша. Обнял О. на прощание и подмигнул Рукавичке, та сказала «мяу» и устроилась на веранде греться на солнышке. В аэропорт едем как всегда, когда опаздываем, а туда мы опаздываем всегда. По дороге узнаю карловацкие новости, больше похожие на сплетни. В здание аэропорта вбегаю вихрем, на стойке регистрации я последний пассажир.

– Багаж – нет, не сдаю. Место? У окна!

Еще полчаса досмотр, паспортный контроль – все визы в паспорте на месте, – и я вновь взлетаю. Люблю самолеты. Особенно ощущения при взлете. Достаю айфон, вставляю наушники, вчера Феджа прислал новый альбом их «Београдского синдиката». Их музыка – это живая энергия в аудиоформате. «Нема предаje, нема повлаченьа!» Во Франкфурте пересадка. Впереди Атлантика, можно и подремать!

…Драккар под низким свинцовым небом Балтики. Штиль. На обвислом парусе руна. Весла дружно вздымаются и опускаются, будоража и вспенивая водную гладь. Огромный варяг задумчиво смотрит вдаль и отбивает ритм рукояткой боевого топора по щиту. В такт ему звучат дружные «уф» пятидесяти воинов, сидящих на веслах. Прищуриваясь, стоявший на носу варяг оборачивается к дружине и рявкает: «Один!» Полсотни глоток подхватывает боевой клич: «Один! Один! Мы попадем в Вальхаллу!» Впереди из тумана проступает берег Гардарики. Рыжебородый варяг вновь поворачивается вперед и говорит, уже лишь для себя: «Я твой ярл, ты мой конунг!».

От удара просыпаюсь. Посадка. За окном аэропорт Ла Гуардиа. Достаю «молескин» – странная руна. Не помню такой. Но отчего-то она мне знакома. Надо зарисовать, пока помню. К чему этот сон? Нужно набрать Волхву, явно он на Чертово городище ездил и теперь шлет депеши из Асгарда.

Посмотрел на часы, карманные, на цепочке, тридцатых годов, доставшиеся от деда. До встречи остается три часа. Во Франкфурте успел выпить кофе и забронировать билет на поезд в Нью-Хэмпшир. Должен успеть.

Начали приходить сообщения о пропущенных звонках, и среди них SMS от профессора Вудварда: «Greetings, my dear friend! Ill be in my office in university. 20–00 p.m.». Быстро отправляю подтверждение и двигаюсь в сторону выхода.

Выхожу из поезда уже в сумерках. Вокзал в викторианском стиле. Новая Англия, штат Нью-Хэмпшир. Бросаю взгляд на массивные станционные часы, до встречи сорок минут, надеюсь, успею. Такси с яркой надписью на борту Yellow Cab New England въехало на территорию университета без пятнадцати восемь.

Таксист сбрасывает скорость до разрешенных на территории двадцати миль в час. Неторопливо движемся по дубовой аллее, идущей между старыми корпусами кампуса. На одном из зданий большая перетяжка – успеваю заметить витиеватую греческую литеру альфа. Вот оно знаменитое братство «Альфа» – гнездо будущих сенаторов, конгрессменов и, возможно, даже президентов. Такси притормаживает у двухэтажного здания, чьи потемневшие от времени стены, покрытые мхом, кажется, вросли в землю. Один угол здания полностью увит плющом, затянуты даже окна. «Вот почему Лига плюща», – мелькает короткая мысль. Расплатился, вышел из такси. Буквально осязаемая тишина.

Появившийся на небе полный месяц освещает строение, где свет пробивается лишь из пары окон, и дубы, едва покрывшиеся свежей листвой. Напомнило кусочек детства в Oakley Hall School в Англии. Взвизгнувшие шины отъезжающего такси нарушили звенящую тишину. Тут же с ветвей дубов в небо поднимается с криками стая ворон, резкий звук спугнул их. С вершины дуба прямо под ноги падает почти засохшая ветка, с чудом появившимися на ней тремя молодыми листиками. Бережно отрываю их и убираю во внутренний кармашек «молескина». Осмотревшись по сторонам, тянусь за телефоном, но в этот момент на массивном крыльце здания зажигается свет и открывается дверь. Появившийся привратник зовет за собой, проводит на второй этаж и оставляет у двери с табличкой «Профессор славистики Вудвард». Коротко постучал, надавил ручку двери и переступил порог кабинета. За массивным столом, заваленным бумагами и книгами, сидит суховатый лысеющий англосакс лет шестидесяти в твидовом пиджаке с замшевыми заплатами на локтях, старомодных очках в роговой оправе и набивает трубку.